Журнальный мир

Об очерках В. Н. Седых, собранных в книгу «Таксаторы и Бичи. Первооткрыватели сибирской тайги», мы уже писали («Сибирские огни», 2014, № 10). Напомним, что автор рассказывает о 60-х годах прошлого века, о работе и быте таксаторов, ведущих описание и учет леса, но главное в его воспоминаниях — это не таежные бывальщины, а яркие человеческие типы, во всей полноте проявлявшиеся вдали от Большой земли. Мы предлагаем вниманию наших читателей новые очерки Владимира Седых — ученого, фотографа и подлинного летописца эпохи освоения природных богатств Сибири.

Редакция

Матушка Женя

Наша экспедиционная самоходная баржа «Колхозница», нагруженная таборным имуществом, продуктами, лодками, в конце мая пришла в Ханты-Мансийск и встала на пристани в его пригороде Самарово. Этот поселок испокон веков был известным речным портом на Иртыше. Самаровские люди со дня основания поселка безбедно жили на берегу большой реки, работая в порту и дополнительно к этому занимаясь промыслом стерляди на Иртыше и охотой в тайге. Сам Ханты-Мансийск с населением около 30 тысяч человек находился за горой в пяти километрах от Самарова.

Начальник экспедиции Евгения Васильевна Синюкова отправила шесть человек — капитана судна, механика, завхоза экспедиции и нас, троих таксаторов, — на проведение подготовительных работ к полевому сезону. Нам надлежало нанять дом под штаб экспедиции и жилье начальника, помещения для хранения таборного имущества и продуктов, камералку и жилье для командировочных, а также наладить с работниками лесхоза взаимодействие по нашей работе в тайге.

Евгения Васильевна тогда уже была личностью легендарной, о ее твердом волевом характере и таланте руководителя таксаторы постарше рассказывали молодым. Это она в первые послевоенные годы, организуя подготовительные работы на таежной территории, удаленной от базы на значительное расстояние, впервые высадила десант таксаторов и бичей из движущегося по снегу самолета Ан-2 на озеро с подснежной водой.

А дело было так. Лесоустроительной партии, начальником которой она была, предстояло провести инвентаризацию лесов в 200 км от райцентра Берёзово. На этом объекте планировалось провести работы в течение ближайших трех лет. В первый год ее партия должна была организовать одну из таежных баз со строительством трех изб для проживания ИТР и работы с аэроснимками, избу для хранения таборного имущества и продуктов, а также баню. Но чтобы сделать все это к первому полевому сезону, надо было двумя рейсами самолета Ан-2 высадить десять человек с таборным имуществом и продуктами на одно из озер, на берегу которого и должна была быть построена база. Партия в связи со всякими обстоятельствами задержалась в Новосибирске и прибыла в Берёзово только в конце марта. Это было самое неудобное время для высадки десанта. В эту пору вода уже выступила надо льдом и стояла тонким слоем под покровом снега. В этом случае самолет не может стоять на снегу. Вода при давлении на снег может выступить на поверхность лыжни, замочить лыжи, и тогда самолету не подняться, он останется на озере. Подходящего болота без воды для посадки вблизи не было. Возникла практически безвыходная ситуация, которую тем не менее надо было как-то разрешить в течение двух-трех дней, в противном случае будут частично сорваны полевые работы. Все это Евгения Васильевна изложила двум опытным таксаторам. А те недолго думая и не сговариваясь предложили выбрасывать грузы и «десантировать» людей из движущегося по поверхности снега самолета.

На следующий день парни улетели на разведку. Летчики на Ан-2 прошли по снегу со скоростью 40 км/ч, не продавив снег до воды, и пришли к выводу, что десантирование возможно. Ну а готовы ли члены экспедиции на такой скорости выбрасываться на снег? Евгения Васильевна предложила таксаторам и бичам решать самим. Таксаторы вместе с рабочими решились на такую высадку, рассудив, что с ними ничего не случится при падении в глубокий снег. Евгении Васильевне в ту пору было тридцать лет, она, не сомневаясь в успехе такого рискованного дела, приняла этот вариант для исполнения, добавив, что надо будет сначала приземлить весь груз с продуктами, палатками и спальными мешками и только потом людей. При этом отметила, что людей надо будет десантировать на удалении не менее 30 м от выброшенного груза. В течение следующего дня таксаторы и бичи очень плотно укладывали все имущество в мешки, привязывая к ним веревки с флажками длиной метра по три.

К вечеру следующего дня все было готово к полету. Начальник партии и летчики обсудили еще раз всякие технические детали, и наутро первая партия отправилась на отчаянный прыжок. Евгения Васильевна сама руководила всем процессом выброски десанта, которая была проведена двумя рейсами. Вечером первого же дня таксаторы вышли на связь, доложили, что все в порядке, и начали обустраиваться.

Сезон начинается

Итак, 1964 год, Самарово. Евгения Васильевна окончила в 1934 г. Томский лесотехнический техникум, и этот полевой сезон был ее тридцатым, юбилейным. Начинался он как всегда, по крайней мере завхозу не казалось странным полученное задание. А на наш взгляд, взгляд людей новых и непосвященных, распоряжения ему были отданы совершенно необычные. Под штаб экспедиции и местожительство начальника он должен был нанять дом с высокой верандой, обращенной на восток. Но это еще не все. На веранде должен был стоять стол, покрытый тяжелой цветной скатертью, с большим самоваром. Рядом с ним должна стоять хрустальная сахарница с колотым сахаром, миска с печеньем и сушками, заварной фарфоровый чайник и стаканы в подстаканниках типа тех, в которых подается чай в поездах. Кроме этого стола надо было поставить также еще один рабочий стол и разместить стульев десять вдоль стен. Хозяйка этого жилища должна была готовить постояльцам пищу, причем к завтраку обязательно подавать копченую стерлядь.

Завхоз с утра до вечера занимался поиском такого дома, а также наймом жилища для временного проживания таксаторов и складского помещения для хранения таборного имущества и продуктов. Мы же, таксаторы, пропадали в ханты-мансийском лесхозе, подготавливая всякие материалы лесоустройства прошлых лет для нашей работы.

Через два дня на гидросамолете прилетела Евгения Васильевна и с ней восемь таксаторов. Следом за ними на следующий день прибыли несколькими рейсами еще два таксатора и пятьдесят рабочих. В тот же день начальник экспедиции дала указания таксаторам подобрать на противоположном берегу Иртыша место для палаток и не откладывая разместить там прибывших рабочих, чтобы они не отирались в городе. Оттуда каждый таксатор будет отправляться со своими рабочими на участки экспедиционной самоходкой или вертолетом.

Устроившись в своем доме, наутро Евгения Васильевна пригласила всех прибывших инженеров и нас зайти к ней в штаб на совещание. Евгения Васильевна, тщательно причесанная, сидела за столом в каком-то азиатском ярком халате. Широким жестом она пригласила всех за стол. На столе было все — сушки, пирог с нельмой, копченая стерлядь, колотый сахар и большой фарфоровый чайник на самоваре. Попросила всех не стесняясь наливать себе чай и сопровождать его тем, что стояло на столе. Сама налила себе горячий крепкий чай в блюдце и приступила к чаепитию, как она привыкла у себя в Томске, — с сахаром вприкуску. Мы, молодые таксаторы, не видевшие ранее ничего подобного, сначала было растерялись, а потом стали общаться с начальницей, о которой ходили самые невероятные слухи. Но треп о ее экспедиционных выходках она воспринимала всегда со сдержанной усмешкой.

Рабочие-бичи ее очень любили и называли не иначе как Матушкой Женей. Она обязывала завхоза всем уволенным рабочим покупать авиабилеты туда, куда им надо было улететь, и, если в порту собиралось много отъезжающих из экспедиции, находила время лично сопроводить их до самого самолета. Когда отдельные неулетевшие, отсидевшие в милиции 15 суток, появлялись у нее в штабе, она, отчитав их по-матерински строго, принимала снова на работу, давая возможность заработать на билет. И уж в этом случае она обязательно провожала их до самолета, никому не доверяя эти проводы. Она это делала не из любви к бичам, а чтобы исключить всякую возможность ЧП в отношении даже уволенных рабочих, что могло бы стать помехой в ее работе.

Как характерный пример можно привести такой любопытный случай.

Базируясь в каком-то поселке на Ангаре, Евгения Васильевна шла в штаб с таксатором Полиной Касаткиной при больших деньгах в полевой сумке, полученных на почте. Проходя через центр поселка, они увидели двух дерущихся парней. Разъяренные, они кидались друг на друга, и некому было их остановить. Узнав в них рабочих, недавно уволенных ею, она передала сумку с деньгами Полине и кинулась разнимать. Она вцепилась со спины в лямки спецовки одного из рабочих (в ту пору, в пятидесятых годах, еще не было противоэнцефалитных костюмов) и попыталась оттащить его от напарника. Вдруг пуговицы кое-как застегнутых лямок отлетели, и весь наряд бича упал наземь, оставив рабочего в трусах и рубашке. Тот ничего не понял и только увидел, как Матушка Женя таким же образом оттаскивала уже его противника, и тот также остался без штанов. Посмотрев друг на друга, рабочие рассмеялись и прекратили драку. Они узнали свою начальницу и поспешно начали приводить себя в порядок. Улыбаясь, стояли они перед ней, удерживая штаны руками. Нисколько не смутившись от их вида, она тоже с улыбкой отчитала их понятными им площадными словами и приказала начальническим тоном прийти в штаб на следующий день утром.

Рано утром они сидели за столом, красные от стыда, и пили чай вместе с Матушкой Женей. Выяснилось, что, бичуя в аэропорту и дожидаясь своего рейса на Большую землю, они пропились, чего-то не поделили, стали громко ругаться между собой и их, пьяных, не взяли на борт. После этого, болтаясь без дела около магазина в центре поселка, они подрались. Матушка Женя, узнав, куда им лететь, послала завхоза купить билеты на самолет, а потом самолично отправила их на Большую землю — за свои деньги. Как рассказывали потом свидетели, рабочие со слезами и смехом благодарили Матушку Женю, пока не погрузились в самолет, уходящий в Красноярск.

Дав возможность всем попить чай и отведать пирог с рыбой и копченую стерлядь, Евгения Васильевна перешла к делу. Раздала всем сидящим указания, а заключила речь словами: «Распивать далее чай ни к чему, расходимся и готовимся к заброске на таксаторские участки завтра же».

Через два дня я на большой деревянной лодке с четырьмя рабочими и таборщицей, с таборным имуществом и продуктами ушел на свой объект в низовье реки Назым. Началась обычная работа, и я долгое время не видел начальника экспедиции, общаясь только с начальником партии. На моем участке в устье Назыма было много обских притоков, и я без напряжения добирался до лесных массивов на лодке и выполнял свои таксационные работы. Сезон шел, ничем не омрачаясь, пока в начале августа не случилась беда у одного из таксаторов.

Битва с огнем

Во второй половине июля стояли ясные и жаркие дни, свирепствовал паут, не давая расслабиться и спокойно работать. К комару мы уже привыкли, спасаясь от него мерзкой маслянистой жидкостью, называемой диметилфталатом. Утешала только надежда, что вскоре, недели через три, летний гнус спадет и постепенно к концу августа в тайге наступит курортный сезон, который позволит нагнать упущенное в работе. Мошку, которая будет появляться в сентябре, мы серьезной помехой не считали. Ясные дни шли за днями, вселяя в нас уверенность, что этот ад из липкой жары и гнуса, начавшийся с середины июня, в конце концов прекратится. Все остальное, что в эту пору могло быть в тайге, нас не тревожило. Не тревожила нас также и появившаяся легкая голубая поволока дыма, закрывающая на горизонте небо. Это указывало на то, что где-то далеко от нас, возможно в Восточной Сибири, идут пожары, ну а нам до них не было никакого дела. Нет такого лета в Сибири, чтобы где-то не шли пожары, дым от которых обычно распространяется на сотни километров. Коль кругом леса, то лесные пожары воспринимаются как данность, которую местные жители исключить из своей жизни не могут и привыкают с самого детства.

Евгения Васильевна по рации ежедневно сообщала всем, что эти пожары идут где-то далеко от объектов экспедиции, но при этом строго требовала неукоснительного соблюдения правил противопожарной безопасности в лесу и крайне осторожного обращения с огнем. Прошла неделя. Несмотря на дожди в районе наших работ, дымка все более плотно укутывала небо, что говорило о приближении к нам одного из пожаров. И вот однажды Евгения Васильевна сообщила, что огонь приближается к таксаторскому участку Виктора Казанцева и всем нужно быть начеку, воздержаться от многодневных заходов и ждать ее распоряжений.

Участок этого таксатора располагался с левой стороны реки Назым далеко за поселком Кышик. Сосняки с лишайниковым покровом здесь занимали полого-увалистые поверхности, которые были самыми восприимчивыми к огню. В связи с этим была поставлена задача не только не допустить пожара к нашим объектам, но и от лесхоза и райисполкома поступило требование остановить огонь силами экспедиции — хотя экспедиция и не была повинна в его возникновении. После получения этого распоряжения местных властей Евгения Васильевна дала указание: всем таксаторам и рабочим, не находившимся в заходах, быть готовыми наутро вылететь вертолетом на участок Казанцева. И в тот же день тремя рейсами Ми-4 было доставлено на табор Казанцева двадцать пять человек с топорами, лопатами, граблями, палатками, спальными мешками и продуктами на неделю. Вместе со всеми прибыла и Евгения Васильевна. Она в первый же час разобралась в обстановке и приняла решение выдвинуться всем составом до места пожара, подготовить противопожарный разрыв и запустить встречный огонь. По аэроснимкам Виктор Казанцев показал лесные массивы, где идет пожар. От табора надо было идти на север километров семь. Евгения Васильевна наказала всем прибывшим выйти через час и быть в районе пожара не позже трех часов дня. При этом взять с собой все то, что обычно берется в заход на несколько дней. Через час все вышли. Евгения Васильевна в сапогах и экспедиционной одежде, с рюкзаком на спине и лопатой в руках замыкала отряд.

Через два часа мы были вблизи пожара. Горели сосновые леса с сухим лишайниковым покровом. Стояла безветренная погода. Пожар широким фронтом, не торопясь, границей шириною примерно в километр шел на юг, временно замирая в тех местах, где огонь упирался в массивы заболоченных сосняков, приуроченных к блюдцевидным западинам. Пока готовился чай, Евгения Васильевна наметила по снимкам места проложения разрывов, которые соединили бы между собой заболоченные сосняки. Прикинули, что сделать это лучше метрах в двухстах от границы пожара. Тогда разрыв будет готов на всем протяжении поздно вечером и уже ночью на отдельных участках можно будет запустить встречный огонь.

Евгения Васильевна дала указания таксаторам разместить всех прибывших по местам и начать делать полосу шириной метра три, убирая лесную подстилку, сухостой, кустарник, валеж. Сама начала учить неопытных рабочих, как готовить эту полосу. Лесную подстилку и порубочный хлам она заставляла убирать только на сторону идущего пожара, которая потом будет подожжена при пуске встречного огня. Она показывала, как стыковать разрыв с заболоченными участками леса, и строго подчеркивала: главное, чтобы огонь идущего встречного пожара не перекинулся на другую сторону лесного массива по подсушенному багульниково-осоковому покрову. При этом особо отмечала, что если вдруг загорится этот покров, то тогда не удержать распространения огня в лесу, пока он не встретит участок без багульника и осоки. Евгения Васильевна обходила группы работающих людей и напоминала всем о соблюдении техники противопожарной безопасности.

К вечеру ветер совсем стих и уже со стороны пожара не слышно было треска горящих крон. Наступила северная серая ночь. Евгения Васильевна пригласила всех к чаю, который приготовила сама, сообщив, что после отдыха надо будет запускать встречный огонь в местах наиболее близко расположенных к идущему пожару разрывов. Расставив людей между двумя заболоченными сосняками, зажгли вал сгребенной подстилки. Потом зажгли второй участок разрыва и следующие — с обеих сторон. Граница запущенного огня медленно пошла навстречу полыхавшему впереди пожару, ускоряясь за счет усиливающейся тяги. Убедившись, что огонь не перейдет минерализованную полосу, Евгения Васильевна половину людей направила к месту ночлега, а остальных оставила контролировать движение встречного огня. Всех отозванных она заставила спать и сама также ушла отдыхать в свою палатку. К утру с места пожара прибежал рабочий и радостно сообщил о грандиозной стене огня, возникшей при встрече двух пожаров. Евгения Васильевна с улыбкой встретила это сообщение, потом всех разбудила, дала время перекусить и тотчас отправилась с ними к огню. Прибыв на место, она отпустила отдыхать дежуривших ночью людей. На черной поверхности, пройденной обоими пожарами, все дымилось, местами догорал валеж и лесная подстилка. Евгения Васильевна перекрестилась и послала пришедших пройти по краю гари и ликвидировать все дымящиеся участки с пнями и валежинами.

Восходящее солнце было закрыто тучами, и появился слабый ветер. В атмосфере все указывало на изменение погоды. Все разбрелись по границе гари и начали ликвидировать дымящиеся участки. Ветер усиливался, и это заставляло более ответственно уничтожать еще тлеющие источники огня. Общая протяженность границы, пройденной обоими пожарами, была огромной, и ее всю надо было держать под контролем. Но это была обычная работа, напряжение от возможного прорыва огня прошло. Евгения Васильевна ходила по гари, буквально потирая руки и не скрывая радости от удачно выполненной работы.

И вдруг к обеду случилось то, чего никто не ожидал. От трех человек, посланных контролировать боковую границу, прибежал рабочий и сообщил, что огонь неожиданно перекинулся в заболоченный лесной массив и, подгоняемый ветром, быстро пошел полосой шириной метров двадцать параллельно границе гари, сжигая подсохшую осоку, багульник, кассандру, карликовую березу, а потом остановился, упершись в чистое болото. Один из рабочих, не успев выскочить из этой полосы, обжег ноги. Идти он не может. Оставшийся сейчас с ним товарищ ждет помощи, чтобы вынести пострадавшего на табор. Евгения Васильевна, не расспрашивая прибежавшего вестника беды более ни о чем и не показывая своей досады, немедленно послала одного из рабочих к месту ночлега за тентом, спальным мешком и вкладышем, а сама с тремя другими через гарь поторопилась к месту происшествия. Добравшись до пострадавшего, она тут же раздела его и увидела ожоги на ногах, полученные от сильного перегрева болотных сапог. Пострадавший улыбкой встретил Матушку Женю, стонал и просил пить. Через пять минут в фуражках принесли воду из ближайшей мочажины на болоте. Матушка Женя обильно смочила ожоги и дала ему напиться. Через полчаса прибежал посланный на табор. Рабочие сделали носилки, застелили их тентом и спальным мешком и быстро понесли своего товарища до места ночлега. Матушка Женя шла рядом, поправляя вкладыш, закрывающий ноги, и выговаривала всем идущим, уже не скрывая своей досады, о том, что она строго всех предупреждала особенно внимательно обрабатывать границу примыкания суходольного леса к заболоченному.

Дойдя до места ночлега, Виктор Казанцев прихватил еще четырех рабочих, и восемь человек почти бегом понесли раненого на табор к реке, меняясь по дороге. Матушка Женя еще не определилась, что надо будет делать на таборе. Пока шла, она лихорадочно думала, что до вечернего сеанса связи по рации еще часов пять, но эта вечерняя связь ничего не даст для спасения рабочего. Вертолет, даже санитарный, ночью не ходит, он может прилететь завтра не ранее десяти часов. Состояние рабочего было очень тяжелым, он громко стонал, и Евгения Васильевна, чтобы облегчить его страдания, поднимала полог с ног, давая возможность проветрить ожоги со вздувшимися волдырями.

Матушка Женя принимает решение

Выйдя на табор, она еще раз смочила водой ожоги на ногах пострадавшего и все думала, что же делать. И совершенно неожиданно, может быть еще не отдавая отчета, для чего, спросила Виктора: в каком состоянии у него деревянная лодка и надежен ли мотор, пристегнутый на корме? Виктор спокойно ответил, что лодка и мотор в порядке.

Ветер усиливался, и, судя по всему, никого нельзя было снять с пожара. Сильный ветер может вызвать на гари в каком-нибудь месте огонь, который перекинется через полосу разрыва на прилегающие массивы леса. Матушка Женя распорядилась заправить мотор, поставить в лодку две канистры бензина, положить на дно запасной мотор, сняв его с рядом стоящей дюральки, и срочно сделать в лодке низкое укрытие из тента. Она легко зашла в лодку, опустила сапог мотора в воду, поставила скорость на нейтралку, провернула шнуром вал мотора, потом резко дернула вал, мотор зафыркал, но не завелся. Вторым движением еще более резко дернула вал, и мотор заработал. Погазовав, она заглушила его. Выйдя из лодки, распорядилась в бардачок на носу положить три спальных мешка, котелок для чая, сухари, сахар. Приказала загрузить раненого на настил под шалаш, подстелив под него спальник. Виктору велела вернуться на пожар с рабочими, особо наказав контролировать границу гари при усиливающемся ветре. Одного рабочего оставила при себе, чтобы сидел на беседке рядом с пострадавшим и следил за его состоянием. Более ни о чем не рассуждая, начальница экспедиции, оттолкнувшись одним веслом от берега, развернулась, рывком завела мотор и быстро покатила вниз по реке. Мы стояли на берегу, глядя вслед удаляющейся лодке, ошарашенные и восхищенные поступком Матушки Жени.

До Ханты-Мансийска от табора было километров сто, и Евгения Васильевна надеялась за три-четыре часа добраться до города — до наступления темноты.

Вскоре лодка прошла деревню Кышик, приближалось местоположение когда-то существовавшей на правом берегу реки деревни Назимово. Далее за этим местом начинался сор¹, сплошь покрытый водой километров на тридцать до самого Ханты-Мансийска. Пройдя берег бывшей деревни, лодка выскочила на открытое пространство, где русло уже ничем не обозначалось. Волна на сору пошла крутая, и становилось опасно двигаться дальше. Понеслись навстречу первые капли дождя, мешавшие видеть горизонт. Укрыться было негде. Надо было или идти вперед, или вернуться в русло реки. Но Евгения Васильевна шла не сворачивая, кидая тревожные взгляды на укрывшихся под тентом.

Пошел дождь. Проскочили Сургутскую протоку и опять пошли по сору. Справа, где должен был появиться крутой берег Оби с маленькой деревней Слинчиха, ничего не было видно. Волна пошла еще более крутая, она могла залить и потопить лодку. Евгения Васильевна сбавила скорость, стараясь не подставлять борт под навальную волну. Горизонт уже пропал, и одинокая лодка болталась в этом пустом серо-синем безбрежном пространстве, как-то борясь за свою жизнь. Теперь уже никак не перевалить эту стихию воды и придется только положиться на удачу. Нередко она спасает путников, если ей искусно воспользоваться.

И вдруг неожиданно она пришла. Впереди сбоку появилась большая тень. Евгения Васильевна, приблизившись к ней, увидела, что эту тень образуют заросли ивы высотой 4—7 метров, торчащие из воды, и отметила, что набегающая волна гасилась в них. Это было спасение. Она снизила скорость и, осторожно уходя от боковой волны, зашла в заросли с подветренной стороны. Матушка Женя глубоко вздохнула, улыбнулась себе и заглушила мотор. Развернув лодку носом к ветру, она сказала рабочему закрепить его у ствола ивы, а сама подняла мотор и тоже привязала веревками к ивам корму с двух сторон. Страх, который она видела на лице рабочего, когда шли по сору, прошел. Матушка Женя протиснулась под мокрый шалаш, пощупала пульс у раненого и губами прикоснулась ко лбу. Пострадавший все так же стонал. Матушка Женя стала гладить его руку, утешая его тем, что завтра он будет в больнице.

Стало темнеть. Дождь затихал, и, когда он перестал, Матушка Женя убрала мокрый мешок из-под раненого, а рабочий вычерпал всю воду из лодки. Потом разложили на дне лодки весла и беседки, постелили два сухих спальных мешка и стали коротать ночь на сильно качающейся лодке, тесно прижатые друг к другу. Стемнело. Пошел опять проливной дождь, а к утру он прекратился вместе с ветром. Матушка Женя сменила на ожогах мокрый вкладыш на сухой, погладила руку пострадавшему и вернулась к мотору. Рабочий освободил нос лодки, а Матушка корму, опустила сапог мотора в воду, налила бензин в бачок, дернула резко шнур, и мотор без капризов завелся. Рабочий и Матушка, цепляясь за тонкие стволики ив, выбрались из зарослей, и лодка понеслась на небольшой волне по какой-то полноводной протоке. Ее берега угадывались по редким шеренгам зарослей ивы, березы, осины, и это указывало, что скоро она доведет лодку до Иртыша. Но, выйдя из этой протоки, Матушка попала в другую, потом в третью и поняла, что она заблудилась в этом водном лабиринте.

Вода, еще не ушедшая в берега, заполняла низинные болота и луга, связав озера и лощины и образовав фантастическое переплетение водных артерий, из которого незнающему человеку выйти было практически невозможно. Но Матушка Женя, зная, что надо идти только на запад, упрямо продвигалась вперед, оставляя сзади полоску начинающегося рассвета. Вскоре одна протока стала расширяться, заросли ивы, торчащие из воды, стали пропадать, и вот родимый Иртыш расстелился перед лодкой играющей мелкой волной, подсвеченной ранней зарей. Повернув на юг и пройдя километра два по широкой воде, далеко впереди она увидела еще сверкавший огнями город.

Через час прибыли на пристань в Самарово и причалили к нашей самоходке. Постучав по борту, Евгения Васильевна подняла капитана и попросила его срочно вызвать «скорую помощь». Машина пришла минут через двадцать, и санитары перегрузили раненого в салон «скорой». Матушка Женя перед погрузкой подошла к рабочему, погладила его руку, улыбнулась и перекрестила его со словами: «Давай лечись, все в порядке, спасибо тебе за тушение пожара». Через три недели вылеченного бича выписали из больницы, и она самолично отправила его на Большую землю.

Оставшиеся в тайге бичи и таксаторы полностью погасили всё тлеющее и горящее, и через три дня после дождя вертолетом все были возвращены на свои объекты. Полевой сезон завершился, и более ничего примечательного не произошло. Но за этот сезон авторитет Матушки Жени среди бичей и таксаторов еще более возрос. Всех приводил в восторг рассказ о том, с каким мастерством она, сидя за мотором силой тридцать лошадей, провела деревянную лодку в шторм на огромном Обско-Иртышском сору и благополучно доставила обожженного бича в город.

Заключительное «совещание»

Полевой сезон завершился без чрезвычайных происшествий, то есть в тайге никто не был потерян или похоронен, и это было наивысшим показателем качества работы экспедиции.

И вот в один из дней Евгения Васильевна велела всем собираться для проведения производственного совещания вечером в пятницу в ресторане города Ханты-Мансийска. Она всегда отрицательно относилась к выпивающим инженерам и техникам, и для нас, молодых, это распоряжение было странным и неожиданным проявлением, как нам показалось, оригинальности Матушки Жени. Ну а старые таксаторы, работавшие с ней ранее, восприняли этот поступок как должное и с удовольствием. Оказалось, она давно уже после каждого полевого сезона, завершенного без ЧП, приглашала за свой счет в ресторан. И когда мы, выбритые и в белых рубахах под куртками, прибыли в ресторан и зашли в зал, то увидели длинный сдвоенный стол, покрытый белой скатертью, с приборами, напитками, хрустальными рюмками и фужерами. Нас, молодых таксаторов, это привело в восторг. Мы поняли, что открываем для себя доселе неизвестный нам вкус жизни старых экспедиционных зубров. Евгению Васильевну мы увидели в парадной голубой форме лесников, ловко сидевшей на ее статной фигуре. Она давала еще какие-то распоряжения служащим ресторана, а потом начала всех рассаживать за стол.

В это время из магнитофона приглушенно лилась музыка старого романса «Ямщик, не гони лошадей» в исполнении Юрия Морфесси, приводя всех в состояние умиротворения. Действительно, нам спешить было некуда. Официанты, разлив напитки по рюмкам и фужерам, отступили. Евгения Васильевна подняла рюмку с водкой и произнесла: «Ну, мужики, призываю вас выпить за удачное завершение нашей экспедиции, очередного полевого сезона и за тех таксаторов других экспедиций, кто еще в поле!» После этого тоста, понятно, все выпили до дна, а сама Евгения Васильевна только пригубила. Потом роль тамады она передала Юлию Котовскому, и производственное совещание пошло своим веселым чередом. У каждого накопилось много плохого и хорошего, и все пытались поделиться этим с Матушкой Женей, ставшей очень доступной на этом совещании.

Освоившись, я тоже подошел к Евгении Васильевне и спросил, как ей удается (а мы это твердо поняли за сезон) получать вертолет в летном отряде по заявкам безо всяких проволочек одной из первых. Те, кто услышал вопрос, замерли в ожидании ответа. «Я появляюсь в вертолетном отряде только в этом костюме, в каком я сейчас, в звании полковника», — ответила она. Затем глянула на себя в зеркало, встала перед нами подбоченившись, играя черными глазами, и произнесла: «Ну как? Глядя на меня, вертолетчики ни разу не отклонили мою заявку». Евгения Васильевна всем улыбнулась, подошла с высоко поднятой головой к одному из старых таксаторов, и они легко закружились в вальсе по всему залу.

Вот так я открыл для себя удивительную женщину, проработавшую без перерыва 33 полевых сезона в отчаянно романтическое время освоения сибирской тайги.

(Окончание следует.)