Винтаж
Винтаж
* * *
Забудутся живые лица
и те, глядящие со стен, –
всё впереди и всё простится,
но что-то отдаёшь взамен,
простую плату, не дороже
последних спичек в рюкзаке,
солёной патины на коже,
следа от гальки на щеке.
Пока на плёнке кропотливо
все фотографии честны –
ненаказуемо счастливой
и виноватой без вины
очнёшься тем далёким летом,
ослепшей от дневного сна,
пока, взойдя над парапетом,
ещё не рухнула волна,
и ты, разлучница, каналья –
ещё эскиз, ещё вчерне –
невозмутимо-машинально
несёшь ребёнка на спине…
* * *
В плену у недолгого века,
интимного круга,
мы тихие твари ковчега,
что есть друг у друга –
одни, на исходе творенья
нелёгкой недели,
у дома посадим деревья,
чтоб в окна глядели.
Что так опрометчиво начато –
мигом поблёкло,
недаром ночами маячат
и шарят по стёклам
деревьев незрячие лица
и пальцы сухие –
нам просто нужны очевидцы,
хотя бы такие…
* * *
Всё под рукой – и быт, и слово,
и связка запасных ключей,
всё, словно в доме у слепого,
продумано до мелочей.
Нечитанные фолианты,
расставлены по корешкам,
знакомый ход вещей, пуанты,
давно привычные ногам –
бежать на цыпочках, спеша
вдоль пыльно-пальмовой аллеи,
пусть каждый раз на них больнее,
зато запомнишь каждый шаг,
и проще мне уразуметь,
пока легко несу свой день я –
всегда удержит от паденья
рутины ранящая сеть.
Ступать стараюсь в тот же след,
не нарушая уговора
и паутинного узора,
которого прочнее нет.
* * *
Ни прощенья, ни пощады –
обещаний полон дом,
и строительных площадок
неизбывность за окном,
годы чаяний напрасных,
но мечтать не надоест,
что недаром пахнет краской
свежевымытый подъезд,
что не зря отшелушился,
пробудился от дремот –
наконец-то завершился
нескончаемый ремонт,
и пойдут теперь иные,
дни несуетные те,
что очерчены впервые
в совершенной полноте,
а до самого порога
невесомо пролегла,
как зудящая тревога –
дрожь осеннего стекла.
* * *
Соседний облетает клён,
и наступают сроки эти,
когда того, кто в нас влюблён,
уже не бросишь на рассвете,
когда луна свою игру
прервёт – и ей настали сроки –
и тоже не зайдёт к утру,
нарушив все свои зароки,
в мужской рубашке облаков,
вся угловата и субтильна,
и горьким лиственным дымком
дымит небесная коптильня.
На лунном медленном витке
последний выпадает случай
довериться чужой руке,
протянутой, прохладно-жгучей,
последний случай золотой
остаться до утра с любимым,
очередною маетой,
небесным горьковатым дымом.
ДОЧКИ-МАТЕРИ
Средь промозглых воскресений,
самый зыбкий и сквозной,
бывших барышень кисейных
милосердный выходной.
Сколько горестей неважных
он вмещает, многолик,
бывших девочек домашних
каждый рукопашный миг.
Сквозь совиные очёчки
видят море и прибой
строгих мам немые дочки,
говорящие с судьбой.
Вот бежит она, слепая,
пожилая травести,
словно по волне ступая, –
ненадолго навестить
ту, которая, бывало,
строго ставила на вид,
а теперь молчит устало
и с судьбою говорит.
ВИНТАЖ
жакет наброшу
из мягкой кожи
он славно кем-то
уже поношен
сто раз одолжен
подружке тане
для безнадёжных
её свиданий
моих напастей
моих улыбок
моих ошибок
блошиный рынок
и жест прощальный
с печалью мима –
все было кем-то
уже любимо
как раз за разом
пластинку ставить
хоть что за радость
в пластинке старой
шипит пластинка,
душа винила
что всё простится –
уже простила
НЕПОСЕДА
Несёт теченьем челноки,
и непоседливые лодки…
Подобно им свои грехи
доверь порывистой походке.
Привычной лёгкостью ходьбы
беспечно отмеряй убытки,
пока собачий глаз судьбы
хитрό глядит из-под калитки.
Беги, счастливица, беги,
дитя летучего народца!
Твоей стремительной ноги
оскал судьбы да не коснётся…