Журнальный мир

Как неоднократно заявлял Владимир Войнович, диссидентом он стал не по собственному выбору. Прежде всего он был писателем, но советской власти и литературному начальству, которое находилось у этой власти на подхвате, с какого-то момента перестало нравиться то, что он пишет о советской действительности: не идиллическую картинку, а правду. И его начали подвергать всевозможным гонениям.

А для некоторых советских граждан, тоже незаконно преследуемых властью, уже разочаровавшихся в советском правосудии, известный писатель, каковым к концу шестидесятых годов прошлого века был Войнович, становился единственной надеждой. Как и немногие другие его коллеги по литературе и правозащитному движению, например, Георгий Владимов, академик А. Д. Сахаров, Войнович уже общался с зарубежными журналистами и дипломатами и поэтому мог передать на Запад информацию о незаконно преследуемых, что в конечном итоге служило им защитой.

Я уже знал его в то время. Иногда он в шутку говорил, что люди пишут и приходят к нему, как ходоки к Ленину. Положение его становилось всё более тяжелым, его открыто вынуждали покинуть родину, что ему и пришлось сделать в конце 1980 года.

Несколько ранее он предпринял попытку создать в Советском Союзе правозащитное движение собственно для писателей — отделение Международного ПЕН-клуба. Эта его инициатива настолько встревожила так называемые компетентные органы, что глава КГБ Андропов, чьи агенты постоянно следили за общественной деятельностью Войновича, обратился в ЦК КПСС с встревоженным письмом. Письмом этим Владимир Николаевич однажды поделился со мной и вот теперь мне представляется уместным опубликовать это письмо, непосредственно касающееся нашей темы.

Секретно

Герб СССР
______
Комитет
Государственной безопасности
при Совете Министров СССР
______
5 апреля 1975
№ 784-А

ЦК КПСС
О намерении писателя В. ВОЙНОВИЧА создать
в Москве отделение Международного ПЕН-клуба.

В результате проведенных Комитетом госбезопасности при Совете Министров СССР специальных мероприятии получены материалы, свидетельствующие о том, что в последние годы международная писательская организация ПЕН-клуб систематически осуществляет тактику поддержки отдельных проявивших себя в антиобщественном плане литераторов, проживающих в СССР. В частности, французским национальным ПЕН-центром был приняты в число членов ГАЛИЧ, МАКСИМОВ (до их выезда из СССР), КОПЕЛЕВ, КОРНИЛОВ, ВОЙНОВИЧ (исключен из Союза писателей СССР), литературный переводчик КОЗОВОЙ.

Как свидетельствуют оперативные материалы, писатель ВОЙНОВИЧ, автор опубликованных на Западе идейно ущербных литературных произведений и разного рода политически вредных «обращений», в начале октября 1974 года обсуждал с САХАРОВЫМ идею создания в СССР «отделения ПЕН-клуба». Он намерен обратиться в Международный ПЕН-клуб с запросом, как и на каких условиях можно организовать «отделение» ПЕН-клуба в СССР с правом приема в него новых членов на месте. В качестве возможных участников «отделения» обсуждались кандидатуры литераторов ЧУКОВСКОЙ, КОПЕЛЕВА, КОРНИЛОВА, а также лиц, осужденных в разное время за антисоветскую деятельность — ДАНИЭЛЯ, МАРЧЕНКО, КУЗНЕЦОВА, МОРОЗА. ВОЙНОВИЧ считает также, что принимать можно будет «не обязательно диссидентов», но и «молодых писателей, которые заслуживают этого».

Таким образом, ВОЙНОВИЧ намерен противопоставить «отделение ПЕН-клуба» Союзу писателей СССР.

Характерно, что в плакате под названием «Писатели в тюрьме», рассылаемом американским ПЕН-центром, значится в числе прочих и фамилия ВОЙНОВИЧА, о котором в провокационных целях сообщается, что он «заключен в психиатрическую лечебницу», что не соответствует действительности.

В настоящее время ВОЙНОВИЧ встал на путь активной связи с Западом, имеет своего адвоката, гражданина США Л. ШРОТЕРА, ранее выдворявшегося из СССР за сионистскую деятельность. ВОЙНОВИЧ поддерживает контакт с неким И. ШЕНФЕЛЬДОМ, одним из функционеров польского эмигрантского центра «Культура», и с другими антисоветски настроенными представителями эмиграции (СТРУВЕ, МАКСИМОВ, НЕКРАСОВ, КОРЖАВИН-МАНДЕЛЬ), через которых стремится публиковать свои произведения на Западе, а также постоянно встречается с аккредитованными в Москве и временно приезжающими в нашу страну иностранцами.

Парижское издательство «ИМКА-пресс» в феврале 1975 года выпустило в свет на русском языке «роман-анекдот» ВОЙНОВИЧА «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана ЧОНКИНА», в аннотации к которому сообщается, что это «роман о простых русских людях накануне и в первые дни второй мировой войны», что автор передает «трагедию русского народа, обездоленного и обманутого своим ‘великим отцом’». Роман издан в переводе в Швеции и будет издаваться в ФРГ.

Кроме того, ВОЙНОВИЧ вступил в члены так называемой «русской секции Международной амнистии», организованной в Москве ТУРЧИНЫМ и ТВЕРДОХЛЕБОВЫМ, являющимися активными участниками антиобщественных акций.

В конце января 1975 года ВОЙНОВИЧ заявил ряду западных корреспондентов, что он не имеет возможности печататься В СССР, в связи с чем не может обеспечить свою семью с помощью литературного труда, допустил ряд грубых выпадов против Союза писателей, сказал, что события, происшедшие в творческой жизни в СССР, обусловили его «коллизию с официальной советской доктриной социалистического реализма». ВОЙНОВИЧ подчеркнул, что он не признает полномочия Всесоюзного агентства по авторским правам и сознательно публикует свои произведения на Запале.

С учетом того, что ВОЙНОВИЧ скатился, по существу, на враждебные позиции, готовит свои произведения только для публикации на Западе, передает их по нелегальным каналам и допускает различные клеветнические заявления, мы имеем в виду вызвать ВОЙНОВИЧА в КГБ при СМ СССР и провести с ним беседу предупредительного характера. Дальнейшие меры относительно ВОЙНОВИЧА будут приняты в зависимости от его реагирования на беседу в КГБ.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ

АНДРОПОВ

* * *

«Таким образом, — сообщал Андропов, — Войнович намерен противопоставить “отделение ПЕН-клуба” Союзу писателей СССР…»¹.

Этой идее Войновича, конечно, не суждено было осуществиться.

Прошло время, в 1989 году, в перестройку, был создан Русский ПЕН-Центр, во главе которого встал писатель Анатолий Рыбаков.

По возвращении из эмиграции ветеран правозащитного движения в Советском Союзе Владимир Войнович известил Андрея Битова, который был в это время Президентом Русского ПЕН-Центра, о своем желании присоединиться к движению. Но получил отказ: Битов потребовал от Войновича пройти всю процедуру вступления с получением рекомендаций от действующих членов.

Войнович, состоявший во время эмиграции в ПЕН-клубах пяти стран (из которых я могу с уверенностью назвать три: США², Франция, Германия, остальных не помню), был возмущен требованием Битова и, в конце концов, настоял на своем: он был принят без выполнения формальных требований.

Но с самого начала в отношениях Владимира Войновича с руководством Русского Пен-Центра не все было гладко или, точнее сказать, совсем не гладко. Подробности этих взаимоотношений он привел в своем «прощальном письме» о выходе из этой организации, лишь по названию считающейся правозащитной.

Это письмо я получил от него 9 декабря 2016 года для сведения, так как мы постоянно переписывались и перезванивались с ним по поводу ПЕН-овских «баталий», в «официальную инстанцию» он направил это письмо, по-видимому, накануне.

Вот это письмо:

Владимир Войнович

Была без радости любовь…

Много лет тому назад я стал членом российского ПЕН-Центра, хотя отказался писать заявление о приеме и не собирал рекомендаций. О том, что я принят без лишних формальностей, мне сообщил тогдашний директор, впоследствии, как я слышал, проворовавшийся. Став членом клуба, я пробыл в нем много лет, но так и не понял, зачем я там нахожусь. За все время моего пребывания я не получил из ПЕН-Центра никаких приглашений, никаких предложений, меня никто не позвал хотя бы для того, чтобы вручить членский билет. Я ни разу не был приглашен к участию в сколько-нибудь важной акции Пен-Центра. Даже когда чешский ПЕН-клуб пригласил меня лично участвовать в Международном конгрессе клубов, в отредактированном московскими коллегами списке делегатов меня не оказалось. Впрочем, и в списке приглашенных на Московский конгресс мне тоже места не нашлось (не чехи ли вычеркнули?). Я уж не говорю о том, что в списке известных членов ПЕНа я тоже себя не нашел, но возражений по этому поводу не имею. Список слишком смешной и мусорный, чтобы стремиться в него попасть. Составители списка распихали свои фамилии между такими, как Джон Голсуорси, Томас Манн, Генрих Бёлль, Пьер Эммануэль и столь простым способом возвели себя в классики.

Четверть века я пробыл в этой странной организации, не понимая, зачем она мне нужна и зачем я ей нужен. Но в последнее время некоторые члены ПЕНа³ меня все-таки заметили и стали приглашать к подписанию каких-то петиций, отчего я, как правило, не уклоняюсь. Но примкнув к этой группе я заметил, что наша активность очень не одобряется руководством и основным составом ПЕН-Центра, которые опасаясь за свой статус, предпочитают подменять реальную правозащиту ее имитацией. Когда я собрался покинуть российский ПЕН, члены этой группы попросили меня свое решение отложить «до момента, когда будет исчерпана последняя надежда».

Тогда я им ответил так:

Дорогие друзья!

Я очень тронут вашим ко мне отношением и сам уважаю каждого из вас по отдельности. И готов был бы из солидарности держаться общего плана. Но вот что мне приходит в голову. Кто бывал в Нью-Йорке, тот видел, что на Манхеттене постоянно какие-то небоскребы сносятся до основанья, а затем на местах сноса возводятся новые. Бывает так, что возвести новое дешевле, чем ремонтировать старое. Этот подход касается и российского ПЕНа. Его первым президентом был Анатолий Рыбаков, которого сменил Андрей Битов. Не умаляя талантов и литературных достижений того и другого, могу сказать, что они оба никогда не были правозащитниками и никакой предрасположенности к тому, чтобы защищать кого-то от чего-то, никогда не имели. Так же, как и другие первочлены, кроме Льва Тимофеева.

Как я понимаю, первые члены клуба вообще мало что знали о том, для чего он создавался, и воспринимали его, как новый улучшенный союз советских писателей, с возможностями получать и делить гранты, премии, ездить за чужой счет по заграницам и на всяких международных конгрессах и конференциях надувать щеки, обсуждая глобальные проблемы с такими же мировыми писателями, как они сами. К этим большим в кавычках и без писателям впоследствии присоединились, как я слышал, выходцы из различных служб, полезные в финансово-хозяйственном отношении. Поначалу члены организации обязанность защищать права каких-то людей, подмахнуть очередное коллективное письмо, пока это было совсем безопасно, воспринимали как побочную и необременительную обязанность. Теперь, когда защита прав человека кажется им опять делом в какой-то степени рискованным, они стали вести себя осмотрительно, заменяя реальную правозащиту ее имитацией и напоминая своих советских предшественников, которые (тоже большие художники) не защищали Синявского, Даниэля, Буковского, Анатолия Марченко или кого-то еще из своих сограждан, но яростно боролись за свободу Анжелы Дэвис и Манолиса Глезоса.

Пока я писал этот текст, в Интернете появилось письмо одной из руководительниц ПЕН-Центра Марины Кудимовой, в котором эта художница слова призывает к войне долгой, кровавой и беспощадной, непонятно кого с кем, за что, по какой причине. «Война, — утверждает эта безумица, — штука честная и простая, как хороший солдат!» И призывает воевать: «мужики, мы в вас верим!» А каких именно мужиков она имеет в виду? Мне интересно, есть ли у нее муж? Если есть, пусть пошлет на войну его. А если есть сын, пусть пошлет сына. А то и сама пусть идет. У нас равенство мужчин и женщин. Пусть берет пример с Надежды Савченко. А мы помним, что среди настоящих мужиков попадаются иногда пацифисты, которые сами не берут оружие, другим не советуют и геройски отстаивают право человека не воевать. Попутно замечу, что призывы к войне у нас предусмотрены статьей 364 Уголовного кодекса РФ и наказываются большим штрафом или тюремным заключением до трех лет.

Может быть, таких оголтелых, как Кудимова в ПЕНе немного. Но она из тех, кто делает погоду. А еще есть большинство, состоящее из людей советского воспитания, робких, равнодушных, которые, предвидя малейшее недовольство власти, никогда не поднимут руку в защиту несправедливо гонимого даже близкого товарища и будут противиться попыткам их к этому побуждать.

Потому, как мне кажется, ничего исправить нельзя. Выборы, ротация, смена руководства в принципе ничего не изменят. При любом руководстве, но в настоящем составе и в данной внутриполитической ситуации, российский ПЕН-Центр останется тем, что он есть, организацией фальшивой, имитирующей борьбу за свободу слова и потому не заслуживающей уважения или желания ее сохранить.

Откликаясь на ваше обращение, я могу подождать с выходом из ПЕНа «до момента, когда будет исчерпана последняя надежда», хотя и считаю, что этот момент давно наступил, может быть, даже в момент создания этой организации.

При этом замечу, что заниматься правозащитой коллективно или поодиночке мы можем и без членства в каком бы то ни было формальном объединении.

Так я написал своим товарищам и выдержал двухмесячную паузу. Дальнейшее развитие событий убедило меня в справедливости вышесказанного.

Подготовленный так называемым Исполкомом способ избрания нового президента мало отличается от выборов советского образца, когда в бюллетенях с одной фамилией предлагалось остальных (которых не было) вычеркнуть. Жульнические думские выборы побледнели по сравнению с предложенными. (Просмотрев список членов Исполкома, я с удивлением нашел в нем пару человек, в чьих уме и порядочности не сомневаюсь, но удивляюсь, как же они своими подписями одобрили такую абсолютно антидемократичную и позорную процедуру).

Укрепил меня в желании покинуть ПЕН и Константин Кедров, который, как я понял, считает защиту прав человека недостойной творческого человека политикой. Он не прав. Протестовать против несправедливых гонений, неправосудных приговоров, призывать милость к падшим, как это делал Александр Пушкин (тоже был художник слова) и сделал, например, Александр Сокуров, вступившись за своего коллегу Олега Сенцова, это не политика. Это добровольно взятая на себя обязанность человека, который не может равнодушно взирать на беззакония и страдания людей. Что же касается свободы художественного выражения, за которую якобы борется Кедров, так она у нас, не буду наговаривать на «кровавый» режим, есть и бороться за нее пока не надо. Просто садись за стол и свободно пиши все, что на ум взбредет. Но зачем тогда вам, художники, делать вид, что вы занимаетесь тем, чем заниматься вы не хотите? Ведь если честно сказать, и прибытка пребывание в ПЕНе большинству из вас, не состоящих в «руководстве», никакого не принесет, да и уважения не прибавит.

А теперь обращусь опять к своим молодым единомышленникам. По-моему, ваши попытки превратить российский ПЕН в то, чем он должен быть, просто бесполезны. Из этой ситуации есть, как мне кажется, три выхода. Первый: просто покинув этот, попробовать (если есть силы и воля) создать новый ПЕН-клуб из людей готовых по совести, бескомпромиссно и без расчета на личную выгоду защищать человека и его право на свободу мысли и слова. Второй выход: объединиться в группу под другим названием. И третий выход состоит в том, что (повторяю) выражать свое свободное мнение можно, объединяясь по каждому конкретному поводу, или поодиночке».

«Молодые единомышленники» Владимира Войновича, хотя себя я никак не могу отнести к молодым, так и поступили: создали две новые правозащитные организации: Ассоциация «Свободное слово» и ПЭН-Москва.

ПРИЛОЖЕНИЯ:

Письмо Ю. Андропова в ЦК КПСС от 5 апреля 1975 (последняя страница)

Письмо американского ПЕН-Клуба.

ПРИМЕЧАНИЯ ПУБЛИКАТОРА:

¹. Интересно, что сейчас, наоборот, Русский ПЕН-Центр фактически превращен его руководителями в филиал Союза писателей СССР!

². Письмо Американского ПЕН-клуба прилагается.

³. Эта та группа бывших членов Русского ПЕН-Центра, которая на рубеже 2016-2017 годов вышла из него и организовала в противовес ему Ассоциацию «Свободное Слово», а теперь часть её (к ней отношусь и я) создала новую организацию ПЭН-Москва, входящую в Международный ПЕН-клуб.