Всё станет ясным на просвет…
Всё станет ясным на просвет…
* * *
Заводь тихая, осока,
отражения в воде,
серебристой и глубокой.
Невод рыбий ход задел.
Это солнце, расставляя
сети с горней высоты,
шевелит сомовьи стаи.
Запах трав за полверсты.
Так духмяным пахнет летом
чистый луг в протоке рек…
Ах, запомнить всё бы это,
продлевая беглый век!
Сохранить густую дымку,
повечерие, закат
и косматый мох в обнимку
с деревами, что стоят
молчаливо, где сиротский
обретя печной уют,
из котла мучные клёцки
руцы божии дают.
Май месяц
Май месяц.
Выбеленных стен
в себе уже не обнаружишь.
Юродив, пристален, блажен
смотрящий вдаль.
Ствол старой груши кривится.
Рядом с домом скарб
под солнцем греется. Извечен
вопрос воинствующих царств.
Готов к пиликанью кузнечик –
пищалка божия, свирель,
бубенчик, вёрткая козявка.
Над головой – облатка-гжель
небес качающихся. Лавка
кренится на бок от времён,
для всех давно ветхозаветных…
Где человек приговорён
к скворцу, поющему на ветке.
* * *
…всё о любви, всё о тебе,
бросаю взгляд в тяжёлый омут,
столы древесные в избе,
молитвы облику святому.
ходьба по кругу,
за предел
уже не вырваться,
зимовье.
снег от бессилия седел,
но шёл и шёл у изголовья.
где фраз таёжная нуга
и можжевеловые тропы
пыл обладания угас,
альковный край небес заштопан;
луны наперсток,
мулине,
февральских звёзд песок и галька.
мне – потеряться в глубине
твоей байкальской…
* * *
Пройти дворами торопливо
так, словно ты судьбой ведом.
где только изредка – крапива,
да подорожник под углом
каким-то чудом притулился
среди колодезных Помпей…
Туманный морок расступился,
сквозных достигнув плоскостей,
и сгинул напрочь, вместе с дымом,
вдали забрезжил тусклый свет.
И стало явственно и зримо
виденье прожитое лет!
И одиночество, и страхи –
боязнь ступить не с той ноги,
но ты, одернув край рубахи,
себя напутствуешь:
– Беги!
* * *
Во избавление остуд
и дней холодного прилива
валы морей ополоснут
песчаный берег молчаливый.
Вот здесь бы рядышком стоять
и наблюдать печальный выплеск
воды голодной, длится пядь
земли от леса, где охрипли
птенцы безродные, где гул,
сбив с волн высоких малахаи,
ход облаков охолонул,
вспугнув с деревьев птичьи стаи.
* * *
…ультрамарин, мольберт, гуашь,
густая взвесь и птичий кашель.
прошу тебя, обескуражь
колечком, россыпью ромашек.
сквозь карандашный абрис (пусть!)
увижу даль морских просторов,
у нас вдвоём – короткий путь,
но много долгих разговоров.
нам шепелявит пена вслед,
песок шуршит, и ветер вторит:
– всё станет ясным на просвет.
границы ближних акваторий
перенесённые на лист,
и подпись августа левее.
обрыв над морем каменист,
но я об этом не жалею.
мне захотелось, спрыгнув, плыть
по воле волн, и чтобы пелось,
и наконец-то полюбить,
поняв, что есть на это смелость…
Вербное
Вербы да ивы, и прочие пальмы,
Господи Отче, чего же ты ждёшь?
В путь собираешься – долгий и дальний,
только до сердца никак не дойдёшь.
Или за каменной кладкой не слышно:
горлица бьётся, поранив крыло!
Небо пунцовое, морок гречишный –
стало быть горькое время пришло.
Тихо вздохнешь, и по-птичьи акафист
скороговоркой прочтёшь на бегу…
Нет, я не верю, что ты нас оставил,
словно чужих на весеннем снегу.