Журнальный мир

В советской стране на учете в Союзе писателей числилось около десяти тысяч человек, на слуху же были имена самых известных — ярких. В настоящее время, с учетом расплодившихся общественных писательских объединений, число литераторов возросло, думается, в разы. Нелегко разглядеть среди такого потока света его частицу — сияющую звездочку — прозаика или поэта. Прав профессор БГУ А. Н. Андреев, утверждающий, что литература, общество нуждаются в целой армии специалистов-литературоведов, которые обязаны промывать песок издающихся текстов в поисках крупинок золота^*.

Если бы не новая книга «Словарь эпитетов Евгения Матвеева» (Минск, 2016), знакомого мне лексикографа Анатолия Павловича Бесперстых^**, глубоким литературным знаниям и вкусу которого я доверяю, то могла бы пройти мимо блестящего белорусского поэта (писал на русском языке), жившего на Дятловщине.

Евгений Алексеевич Матвеев родился в деревне Ракитня Пыталовского района Псковской области (в то время территория принадлежала Латвии) второго декабря 1937 года. Ребенком пережил войну, испытав все ее страшные тяготы, потерял отца, погибшего на фронте.

…Войны, войны… Их боль беспросветную

Сотни лет не избыть на Руси.

Оттого ль все преданья заветные

Душу жгут: злой огонь — негасим…

(«Боль памяти»)

Мать, Анастасия Алексеевна, простая крестьянка, одна поднимала сына и дочерей (старшую Веру, младшую Инну, которые в девяностых в единочасье оказались за границей — в Латвии). Когда мама с возрастом ослабела, благодарный сын перевез ее к себе в Новоельню. Ей посвятил поэму «Боль памяти».

В десятом классе Женя Матвеев тяжело заболел. Туберкулез позвоночника на целый год приковал паренька к постели. Лечащий врач пророчил ему короткий срок жизни: «Хорошо, если до тридцати дотянешь…». Но человек предполагает, а Господь располагает — чуть-чуть не дожил Евгений Алексеевич до семидесяти. Не курил, не употреблял спиртного, любил велосипед, свободное время проводил на природе:

Не знаю, есть ли в этом воля Неба,

Иль умудряет опыт горьких лет,

Но запахи земли, травы и хлеба,

Хоть и просты, да их милее нет…

(«Не знаю, есть ли в этом воля неба»)

Однако все дни Матвеева были пронизаны осознанием недолговечности бытия, и потому каждую минуту он старался прожить, как последнюю:

На мне поторопились ставить крест —

С долгами я еще не рассчитался,

И не утрачен к жизни интерес,

Она в иной предстала ипостаси.

В ней явственнее виден свет небес,

Как высшее ее предназначенье…

(«На мне поторопились ставить крест»)

Огромная семейная библиотека была для домочадцев не предметом хвастовства, а служила Его Величеству — Знаниям. Матвеев много читал, особенно в дни болезни. Вынужденное ограничение подвижности обострило его восприятие мира, слов, ощущений, чувств, — дало возможность для долгих размышлений, фантазий, творческого полета мысли. Он писал стихи, хотя стеснялся показывать их посторонним, делился изредка разве что с самыми близкими людьми.

Окончил десятилетку в Пыталове Псковской области, где жил у тетки в бедности, но не в обиде. Хозяин-родственник подарил болезненному пареньку офицерский китель со своего плеча, заменивший и пиджак, и куртку — на все случаи жизни. Возможно, именно перенесенная болезнь привела Женю затем в стены Минского медицинского вуза. Он выбрал профессию фтизиатра, по распределению уехал в Гродненскую область, в крупнейший (500 койко-мест) Белорусский республиканский санаторий «Новоельня» (ныне республиканская туббольница), где проработал всю свою жизнь. Много лет трудился в должности начмеда, с выходом на пенсию до конца дней — лечащим врачом высшей категории.

Евгений Алексеевич — автор многочисленных публикаций в медицинских изданиях. Время, когда пришлось работать Матвееву, отличалось большими возможностями для профессионального творчества, новаторства в практической деятельности. Например, он предложил способ вливания антибиотиков непосредственно в туберкулезный очаг больного легкого, описал методику, опубликовал — специалисты подхватили, включили в свой врачебный арсенал и тем самым, несомненно, были спасены многие человеческие жизни.

Е. Матвеев слыл одаренным человеком. Имел не только талант врача, но и художника, артиста, режиссера, поэта, доказывая своим примером, что неординарная личность ярко светит миру даже из отдаленного хутора, а не только из славных столиц.

Художественные работы Евгения Алексеевича (он великолепно рисовал, работал с при­родным материалом — корни деревьев) хранятся в Гродненском, Калининградс­ком, Дятловском и Новоельнинском школьном, где он вел поэтический кружок, музеях.

Матвеев обожал поэзию А. С. Пушкина и Сергея Есенина, прекрасно декламировал стихи. Художественное чтение, мир театра влекли деятельного врача на сцену, но в маленьком городском поселке реализовать дар режиссера, актера было негде… И тогда Евгений Алексеевич создал самодеятельный театр, главными актерами которого стали врачи санатория. Коллектив работал настолько энергично и плодотворно, что не раз и не два становился дипломантом республиканских конкурсов и фестивалей. Режиссерский талант Матвеева был не только замечен, но настолько высоко оценен профессионалами, что ему предложили работать в Брестском драматическом театре! Однако главному своему призванию — медицине, где он, без громких слов, спасал человеческие жизни (что может быть важнее?), Евгений Алексеевич не изменил.

И все же любимым и долгие годы глубоко потаенным увлечением этого удивительного человека оставалось поэтическое Слово.

Он кропотливо работал над стихотворными строчками, словно пчела над медовыми сотами. И сравнение это не лишнее, не для красного словца, ведь Евгений Алексеевич и с природой, и с ее неутомимыми труженицами-пчелами был весьма близок — более 40 лет имел личную пасеку, обслуживать которую помогала преданная жена Нила Ивановна, тоже врач (познакомились еще в годы учебы в медицинском институте). Совершенно мистическим образом вслед за Матвеевым ушли и пчелы — пасека погибла…

Стихи же остались жить! Усилиями супруги и друзей — могилевчан-поэтов Надежды Викторовны Полубинской (составитель всех книг поэта) и Эдуарда Иосифовича Медведского (постоянного редактора) — архив поэта был тщательно изучен, отобраны все достойные печати произведения, издана посмертная книга «Свиток грез земных» (Могилев, 2007). Первая же книга «Укажет сердце мне дорогу» увидела свет в Полоцке на десять лет раньше. Матвеев издал ее, вдохновленный настойчивостью жены, советом преподавателя Гродненского университета Конюшкевич Марии Михайловны (дружили семьями), а также положительными откликами знакомых литераторов, которым поэт все же отважился показать свои труды. Н. В. Полубинская в беседе с автором этой статьи вспоминала, с каким восторгом она и Э. И. Медведский знакомились с рукописями Матвеева, как восхищались его словом, мыслью, образностью. Это был один из самых ярких поэтов не только Белорусского литературного союза «Полоцкая ветвь» (по мнению О.Н. Зайцева, одного из руководителей общественной организации), но и поэт, достойный более высокого признания. Не случайно в 2004 году его книга была номинирована на премию Союзного государства Беларуси и России в области литературы и искусства.

Окрыленный поддержкой, поэт неутомимо (вечерами, ночью) работал над старыми и новыми текстами. И, словно боясь не успеть, издавал и издавал книги. Один за другим вышли поэтические сборники:

Душа слова молитвы ищет… (Могилев, 1999).

Храня любви небесный свет (Могилев, 2001).

Звезды над родным приютом (Могилев, 2002).

За ясновиденьем весны (Могилев, 2003).

Скрещенье всех дорог (Могилев, 2004).

У берега живых (Могилев, 2005).

А. П. Бесперстых, имея тонкий вкус на русское слово, опыт прочтения сотен тысяч стихов, владея глубокими филологическими знаниями, работал над книгами Матвеева и восхищенно резюмировал: «Поэзия Матвеева — «сгусток» чувств, отражение самых сильных и сокровенных его переживаний:

Мне реалистом быть советуют:

Восторги не для зрелых лет,

Но я считаю жизнь бесцветною,

Коль в ней для сказки места нет…

(«Ни на кого ты не похожая»)

Сам ни на кого не похожий, ни под кого не подстраивающийся… Его принципы, жизненное кредо: служить Господу, а не господину, служить идее, а не носителю этой идеи. Подкупает простота, изумительная образность, афористичность его стихов. Вот, например, как метко говорит он о тщеславии:

Тщеславие — игрушка дорогая,

Из арсенала дьявола она,

В конце концов, ты, сам себя сжигая,

Познаешь муки адские сполна.

(«Тщеславие — игрушка дорогая»)

А вот как о человеческом равнодушии:

Без жертвенного, ласкового света

Мир равнодушных беден и угрюм…

(«Что сердцем прежде не было согрето»)

Трудно представить Евгения Матвеева без стихов о родной природе, у него был особый дар общения, единения с ней, понимания ее. Вот несколько цитат из его книг: «А небо, словно детская слеза, Светло, безоблачно и чисто» («Намаявшись, лежу под ивняком»). Дождя безудержные всхлипы, Стенанья ветра, поздний гром, Изгиб ветвей раздетой липы, Как рук трагический излом («Дождя безудержные всхлипы»). Сгустился полумрак белесый И, наконец-то, схлынул зной, А на ветру у ивы косы Засеребрились сединой («Сгустился полумрак белесый»).

Оценив талант поэта, А. П. Бесперстых составил «Словарь эпитетов Евгения Матвеева». И в результате только о березе насчитал 43 эпитета! (Легко душе усталой Средь вечереющих берез («Мне все здесь дорого до слез»).

Всего же в книгу вошло более 2000 эпитетов, выраженных как прилагательными, так и существительными (приложения), и причастиями. В зависимости от употребления в тексте, составитель указал краткую и сравнительную степени прилагательных, отметил обособленные полные формы эпитетов-прилагательных и адъективы, выполняющие предикативную функцию.

Словарь снабжен указателем сокращений и условных обозначений. Построен в соответствии с русским алфавитом. Словарные статьи составлены исходя от эпитета, например: бархатно-нежная. Далее идут существительные, с которыми автор стихов употребил данное определение (например, трава). После каждого существительного дан пример употребления («У липовых клейких листочков пронзительный запах весны. Купается в этом настое Сад с бархатно-нежной травой, Где вишня под белой фатою, тюльпаны — в красе заревой»). Авторский текст представлен без сокращений, полной цитатой, что позволяет насладиться красотой поэтических строк, увидеть оригинальность и точность употребления поэтом эпитета. А. П. Бесперстых указывает в статье название стиха, из которого взята цитата, и номер, обозначающий поэтическую книгу Матвеева в прилагаемом списке источников, где опубликовано данное произведение.

Кроме того, если в тексте встречаются малознакомые слова, например, заимст­вованные из другого языка, лексикограф обязательно дает пояснение: Навала (белорус.) — несчастье.

Таким образом, книга «Словарь эпитетов Евгения Матвеева» (Минск, 2016) может успешно послужить дополнительным пособием для преподавателей русского языка, студентов, учащихся. Однако ее ценность этим не ограничивается. Она представляет интерес для краеведов, литературоведов, поэтов, т.к. является источником филологической информации, документом определенного времени нашей истории, позволяет оценить чудо индивидуальной неповторимости личности человека, выраженной в его Слове, которое есть носитель Духа.

Достойная поэзия не может возникнуть на пустой либо дурной почве.

…Стихи не могут литься ниоткуда —

Криница их истоков не нова:

Душевный жар и горькая остуда

Рождают сокровенные слова…

(«Есть музыка созвучий в заклинаньях»)

О человеке же иногда красноречивее говорят не слова, с которыми можно играть, за которые можно прятаться (иные в это заключают свое жизненное кредо: никогда и никому не говорить правды, разве что — чуть-чуть, для иллюзии искренности, чтобы было легче обмануть или плести интриги), а …молчание. «У отца оно было разговорчивее любой беседы, — поделился воспоминаниями Олег Евгеньевич Матвеев, тоже врач высшей категории, тоже спасающий людей от смерти, только в качестве реаниматолога (зав. отделением Петриковской районной больницы в Гомельской области).— Папа был удивительно отзывчивым, добрым, искренним человеком, предельно тактичным, честным. Он органически не переносил подлости, предательства. Верность друзьям — товарищам детства и юности, сохранил до конца».

— Будучи требовательным к другим, а в первую очередь к себе, в отношении работы, обязанностей, он был глубоко корректен, как истинно интеллигентный человек,— восхищались могилевские поэты-друзья Эдуард Медведский и Надежда Полубинская.— Евгений Алексеевич всегда деятельно сострадал людям в их бедах и горестях.

…Всего важнее сохранить в себе

Любовь и сострадание живое…

(«Тень скепсиса тащу я за собой»)

* * *

Если сделать светлее печаль

И свою, и чужую не можешь,

Значит данная Небом свеча

Не мерцает в душе.

Ты ничтожен! —

Так себе в злые дни я кричу,

Так брюзжу я в бессонные ночи…

(«Если сделать светлее печаль»)

* * *

Нам любовь, как спасенье, дается,

В ней бессмертие грешной души…

(«Если ты хоть кому-нибудь нужен»)

Поэзия Евгения Алексеевича, хотя он, крещенный в Православие, не был активным прихожанином храма, пронизана светом и духовностью, в ней живет Бог. Стихи Матвеева изобилуют словами: душа, небо, небесный, любовь, грех, смирение, милосердие, Бог, божественный… Есть и прямые обращения-молитвы к Всевышнему:

Пошли, Господь, в час передряги мглистой

Душе моей смиренья мудрый свет…

(«Обилию невзгод не удивляюсь»)

Критично анализируя жизнь, собственные поступки, Матвеев совестился, страдал, желая покаяния за слова и помыслы, известные лишь ему одному.

Жизнь — цепь парадоксов, и часто

Мудреной загадке подстать:

За промахом следует счастье,

Успех может карою стать…

(«Жизнь — цепь парадоксов»)

* * *

…Но время расплаты настало —

Горька бесприютность души…

(«За выбором следует выбор»)

Без сомнения, Сам Господь обитал в душе поэта, ведь Он есть Любовь, которой было переполнено сердце страдальца:

… Попрошу я у вечного неба

Светлых дней для моих земляков,

Чтоб не стали жестокими люди,

Чтоб счастливой росла детвора,

Чтобы бедный уверовал: будет

Завтра лучше, чем было вчера…

(«Новоельня под крыльями сосен»)

Как и упомянутого выше замечательного поэта Игоря Григорьева^*, в поэтических строках поэта Матвеева, родившегося в довоенное время, много видевшего и перенесшего, живет почти осязаемая горечь (правда-горечь, полынью горестного опыта, горестная накипь, горестный итог, у сердца горше нет беды, горька бесприютность души, горькая волна, горький день, боль горькой вдовьей доли, стал горьким запах прелого листа, досады горькой жженье, вера горькой истины и т.д.) и боль:

Печаль глубока, безмерна,

А Бог благодать дает.

Но если душа бессмертна,

Бессмертна и боль ее.

(«Душе нелегко без храма»)

Читающий человеческие души Всевышний, наверняка, видел, знал обитающее в сердце поэта милосердие и смирение, ибо одарил талантами и надолго продлил годы Евгения Алексеевича, вопреки страшным медицинским прогнозам.

…Не за уменье ли терпеть

Мне послан этот дар небесный,

Чтоб, хоть не спеть, так прохрипеть

Я смог завещанную песню?

(«Для путника, как дивный свет…»)

Евгений Алексеевич ушел из мира 14 февраля 2005 года. Но целебное тепло его души осталось в книгах и стихах, осталось и его имя в литературе — Поэт Евгений Матвеев!

…Для всех, кто Поэзии подданным стал

Волшебный огонь не потушен,

Ведь с небом венчает она неспроста

Блаженные вещие души…

(«Искусство веками плодит миражи»)