Я стою у ресторана…

Я стою у ресторана…

Из цикла «Уфимские народные сказки»

Уж сколько раз твердили миру, что… А мы всё верим. Может, это и есть главная черта нашего менталитета – не верим никому, кроме тех, кому верить ни в коем случае нельзя. Да мы и сами обманываться рады, ведь «поле красно рожью, а речь – ложью». Вот и любим сказки – то про золотую рыбку, то про светлое будущее к 1980-му, скорую победу демократии или свободно регулируемый рынок. Или, например, взять многострадальное краеведение. Чего вам только не наплетут досужие «интернет-исследователи» про многоводные реки, кладбища, публичные дома и людей «из раньшего времени». Иногда эти великолепные словеса обращаются в прах уже при первом уточнении, но порой для опровержения приходится проводить настоящие расследования.Я догадываюсь, что не произведу своими очерками фурор, однако ж вслед за клетчатым Фаготом не могу порой не повторить: «Это опять-таки случай так называемого вранья». Хотя бы и назвав враньё сказками.

 

Услышал как-то по радио «Маяк», что пресс-служба администрации города Уфы обратилась к журналистам с просьбой придерживаться делового стиля в одежде. Подумал: сейчас будут ругать за нарушение принципов свободы, демократии и проч. Но не тут-то было: ведущий отнёсся к призыву с пониманием. А я вдруг понял, что нашёл очень ясный и простой ответ на давно терзавший меня вопрос.

И вот стою я у красиво оформленного входа в ресторан «В…» Впрочем, рекламой я не занимаюсь, потому скажу только, что долгое время эти двери вели во всем известный ресторан «Уфа». И чуть ли не первый встречный человек на улице Ленина сразу заявит вам, что именно с этим рестораном связана известная всей стране поговорка: «Деньги есть – Уфа гуляем, денег нет – Чишма сидим». Дескать, был пипл при деньгах – посещал ресторан, а, пропив последнее, плёлся в пивную «Чишма».

Вам даже покажут, где была эта самая «Чишма». Вот только не знают местные «знатоки», что работала она всего лишь несколько лет и совсем недавно, а про пивную или закусочную с таким названием в прежние годы и вовсе никто ничего сказать не может. Почему же? Может, никогда раньше никакой «Чишмы» и не было? Да и несколько подозрительное название для заведения советского общепита. В 1960–1970-е годы, например, в Уфе в моде для кафе были названия типа «Акчарлак», «Карлугас» и «Чайка», «Дружба», «Космос» и «Спутник», «Спортивное», «Весна» и «Снежинка». А ещё незабвенная «Пельменная». Максимум «Чайная» или «Рюмочная».

Существует ещё одна версия, более древняя. О ней рассказывала Светлана Александровна Коваль, преподававшая мне в школе историю. Дескать, на уфимском вокзале был ресторан, а неподалёку – трактир «Чишма». Вот и бегали по мере наполнения кошелька туда-сюда жаждущие. Главное в этой версии – железная дорога. Всё остальные детали несущественны. Вряд ли горожане ходили за несколько вёрст, чтобы хряпнуть рюмку-другую хлебного вина (т. е. водки) – потом ведь и в гору подниматься надо, а на извозчика-то денег нет. Ожидающие поезда пассажиры при условии отсутствия у них банковских карт никогда бы не смогли прямо на станции разжиться деньгами (речь идёт о людях обычных, т. е. без криминального оттенка).

Родившаяся в Уфе в 1923 году Валерия Иосифовна Избицкая много лет проработала в школах учителем русского языка и литературы – кому как не ей следить за нашей речью – утверждала, что с детства всегда была абсолютно уверена в том, что речь в поговорке идёт исключительно о населённых пунктах, но никак не о забегаловках. И ей я верю гораздо больше, чем красивым сайтам и самодельным, хоть и остроумным «исследователям».

Вот и писатель Анатолий Наумович Рыбаков держал в голове «Деньги есть…» с середины 1930-х, когда он некоторое время то ли шоферил, то ли был маленьким начальником на автотранспортном предприятии в нашем городе. Очень интересно, когда, собственно, Рыбаков жил у нас. Интернет никаких комментариев по этому поводу не даёт, отсылает лишь к 1940 году, и то, ссылаясь на биобиблиографический словарь «Русские писатели. ХХ век» 1998 года издания. Гораздо более информативен роман самого Рыбакова «Прах и пепел»:

«– Пройдёмся пешком, – предложил Саша, – заодно и город покажешь.

Продовольственный магазин, промтовары, канцтовары, булочная, аптека… Уныло. Старые одно- и двухэтажные деревянные дома. Изредка каменные – на них таблички с названием учреждений на русском языке и русскими же буквами на башкирском. Только это и напоминало, что здесь столица Башкирской автономной республики. А так – провинция, булыжная мостовая, кое-где деревянные тротуары, а где и вовсе без тротуаров. Пыль.

Как тебе наша Уфа?

Тоска российских городов…

Они шли по центру города, по улице Егора Сазонова – эсер, террорист, убил царского министра Плеве. Уфимец он, что ли, был? Часто стали попадаться люди в энкаведешной форме, в начищенных сапогах, галифе, рыла квадратные, неподвижные.

Что-то много их здесь, – заметил Саша.

Видишь? – Глеб показал. – Управление НКВД.

Длинное двухэтажное кирпичное здание, окна зарешечены толстыми металлическими прутьями, четыре подъезда выступают до середины тротуара – глухие коробки, закрытые тяжёлыми двустворчатыми дверьми без стёкол».

Ну и что, скажет кто-то? Зато настоящий знаток сразу довольно потрёт руки: «Улицу Егора Сазонова как раз в середине 1937-го и переименовали в Сталина!» Стало быть, не знавший (не узнавший) этого Рыбаков был уфимцем после трёхлетней ссылки 1933–1936 годов – в Москву-то не пускали. А в 1938-м (здесь наш любимый internet вновь на коне!) он уже работал в Рязани.

Вездесущие ворчуны, конечно, возразят мне, что Рыбаков писал о начале 1937-го, потому и название улицы дал из того времени. Отвечу так: тридцать с лишним лет назад, когда автор работал над книгой, персонального компьютера у него точно не было. Тем не менее, описал он всё очень точно, ведь опирался на то, что лично хорошо знал и помнил. Да и как забыть улицу с учреждением, куда он лично и не раз ходил отмечаться после ссылки! Не совсем ясно, правда, почему тогда на вывесках – у Рыбакова – используется кириллица – она появилась только в 1940-м? Впрочем, об этом писатель мог узнать и в Москве – кириллица вводилась для всех тюркских языков. Да и вообще, в то время, когда писался роман, автор его, возможно, и не знал о бытовании в 1930-х Яналифа (т. е. латиницы в тюркских языках). А вот о переименовании улицы в далёкой Уфе ещё лет двадцать пять назад он вряд ли бы узнал.

Для сравнения: подписывая, например, фотографии времён учёбы вашей бабушки в Ленинграде 30-х, станете ли вы узнавать, как тогда назывался Невский проспект? А ведь долгие годы он был проспектом 25-го Октября – в честь Октябрьской революции. Или, к примеру, давно не бывавшие в Москве люди говорят, что какой-то магазин в Москве находится у метро «Дзержинская», «Проспект Маркса» или «Лермонтовская», хотя станции давным-давно именуются иначе.

И ещё: многие ли уфимцы знают сейчас, когда конкретно переименовывали улицу Коммунистическую – Сталина – Сазонова – Успенскую? Никто толком не помнил об этом ни в 1980-е, когда создавался роман, ни раньше. Кроме, пожалуй, одного специалиста из МВД – Марина, о чём свидетельствует и его справочник, хранящийся ныне в Центральном историческом архиве РБ.

Проведя это небольшое попутное расследование, вернёмся к нашим баранам и поговоркам. Вспомним диалог героев романа Рыбакова:

«– Деньга есть – Уфа гуляем, деньга нет – Чишма сидим.

Что за Чишма?

Станция возле Уфы, не заметил?

Не обратил внимания…»

Итак, Рыбакову в 1937-м всё было предельно ясно. А вот нам – нет! Поэтому требуются уточнения.

Цитата из газеты «Красная Башкирия» от 26 июля 1937 года: «В новом здании дома кооперации заканчивается отделка большого гастрономического магазина». В сентябре в газете вышло фото с подписью: «Строительства Дома связи и Башсоюза на ул. им. Ленина» (бывшую улицу Зенцова уже переименовали, а в башне над будущим рестораном даже нет окон). Итак, здание Башсоюза построено ближе к концу 1937-го, ресторан «Уфа» открылся примерно тогда же. Это означает, что ресторан даже не начал работать, а поговорка уже была широко известна!

Знакомый художник как-то рассказал мне, что до революции многие чишминские татары промышляли тем, что возили в город молоко (ах, как хорошо порой на жаре выпить стаканчик кислого молока!) А при удачной торговле «раскатывали губу». И вовсе не факт, что они шли в ресторан или забегаловку (они что, приехали в город, чтобы напиться?): посетить синематограф, цирк, купить подарков для жены или детей, навестить знакомых – чем не гулянье. А при неудаче в коммерции понуро ехали назад в Чишмы. При таком раскладе, кстати, объяснимо и появление акцента в поговорке.

Я, конечно, понимаю, что убедить тех, кто всегда «против», я не сумею. Поэтому специально для несогласных у меня в загашнике есть ещё одна версия. До середины 50-х годов прошлого века на месте нынешнего сквера Маяковского начиналась одна из небольших речек. Она и сейчас там есть, но уже глубоко под землёй, в трубе. Так вот: просадив все деньги в «Уфе» (либо попросту «перебрав»), жаждущий шёл освежиться в овраг за рестораном, где бил чистейший источник. Чишма, по-нашему. И это уже абсолютная истина, с которой не поспоришь!

А напоследок всё же вспомним о dresscode, к которому нас призывает администрация Уфы. Предположим всё-таки, что в некотором месте был и ресторан «Уфа», и трактир «Чишма». Но у дверей заведенья, где, как известно, «народу скопленье», всегда на страже – и в советское и в стародавнее время – стоял швейцар. Вышибала, говоря нынешним языком. И если подходил срубивший по случаю немного «бабок» некий тип в зипуне, сермяге или простом тулупе, страж тот грозно разворачивал его со словами: «У нас господа-с, а от вас, простите, душок-с!» Или ещё короче: «Пшёл вон!».