Журнальный мир

***

Памяти Тани Бек

Зажигаю тонкую церковную

У своей чуть приоткрытой двери.

Но тотчас же пламя возвратилось

Внутрь себя. Свернулось и опало.

В тот же миг похолодела кровь —

Свечка отчего-то вдруг потухла…

Снова я тогда её затеплив —

(Жили мы в одном с тобой подъезде), —

По ступеням понесла на пятый.

Встала перед запертою дверью.

Не твоей уже.

И тишина

Ледяная льётся —

На бездонное непониманье,

Невозможность осознать, осмыслить

Эту пустоту.

Слуцкий всё твердил —

Познакомиться с тобой должны мы.

По его упорному указу

Встретились и сразу подружились,

Был он прав — не разольёшь водой.

— Вот идут подружки-сговорёнки, —

Межиров, однажды нас увидя,

Усмехаясь, издали сказал.

Таня, Таня, что же ты исчезла?..

И стихи не пишешь так давно…

Ты ведь не могла их не писать…

Помню на тахте открытый томик

В полном книг бесценных кабинете,

Помню карандашные пометки

У четверостиший на полях.

Много их… Тогда я удивилась

Твоему упорству и усильям.

Знаю, ты поэзию любила,

Может быть, гораздо больше жизни.

Но и одиночество любя,

Наслаждалась им до иступленья.

Разные потоки настроений

По квартире двигались, как кошка,

Вместе мы за ней с тобой следили.

Вот бы эту пластику движений

Взять бы да и в строки перелить.

Долго разговаривать могли,

Тайны все друг другу доверяя…

Только вот прервался разговор.

Ты однажды вдруг произнесла,

Мне свои поведав приключенья:

— А рассказывать гораздо интересней,

Чем всё это в жизни проживать…

Я тогда была поражена

Этой неожиданностью фразы.

Но мгновенно согласилась с ней.

— Ну, конечно, творчество глубинней,

Ярче, да и выше, чем реальность.

Только всё же не могу поверить,

Что ушла ты в ту и ширь, и высь,

Где поэзии не существует…

Пусть там нет совсем привычных слов.

Пусть там тихо, может быть, беззвучно.

Но чем меньше слов в стихах, тем больше

Музыки, когда слова почти,

Растворяясь, — как бы исчезают.

Вот и ты теперь без всяких слов

Растворилась, музыкою стала.

С музыкой несложно говорить…

Мне твоя мелодия и тон

Пронизали вечер этот долгий,

В нём с тобою разговор веду.

И пометки с прошлых книг взлетают

На тахте у давних книжных полок,

Будто ноты… Только звук угас…

ПАМЯТИ ОТЦА

Приличествуют жалобы тебе ль,

Чья жизнь прошла, казалось бы, в забавах.

Ты был рабом, изгоем, а теперь

Окажешься изгнанником вдобавок…

Александр Межиров

Квартирка на Бродвее,

Почти к нему впритык.

Кругом чужой язык.

Далёкий материк.

Он и теперь к России,

Как и тогда приник.

Она ему родник,

И крест, и гнёт вериг.

От горестных раздумий

Ходил крутой кадык.

К смиренью попривык.

Мечтатель. Еретѝк.

На стеллажах открытых

Ряды московских книг.

И Смелякова лик.

Потушенный ночник.

Решеньем невозвратным

Чужбины хриплый рык.

Отступника ярлык.

Изгнанья ученик.