«Звёздные войны». Эпизод ноль, или Уфимская бабушка Джона Молло

«Звёздные войны». Эпизод ноль,

или Уфимская бабушка Джона Молло

Из цикла «Уфимские народные сказки»

Стоит на Карла Маркса особнячок, а в нём – золотые олени (кто не видел – сходите, не пожалеете). Но история самого этого дома не менее интересна. Но почему-то ещё больше людей волнует биография его хозяйки. Самые разные интернет-краеведы продолжают распространять о ней небылицы и прямое враньё. Что ими движет? То ли «писательский зуд неизлечим», то ли авторам этих опусов очень хочется скандалов, но остановиться они не могут. И, как уже не раз повторял, заставить молчать их я не могу. И не хочу. Но и сам, как бы в ответ, помня заветы классика, не могу молчать. Потому появилось настоятельное желание внести ясность – как для этих авторов, так и для всех остальных. Разве что в этот раз попробую обойтись без шпилек, рогаток, уколов и сарказмов.

 

Итак, жила-была девушка. Мама её очень любила, а бабушка… Впрочем, бабушка почему-то выпала из поля моего зрения: я почти ничего о ней не знаю, за исключением родословной пяти её колен по женской линии, о которых, каюсь, тоже ничего не знаю. Так вот, девушка как девушка. Не то чтобы красавица, но обаятельная, не то чтобы предприимчивая, но и пальца в рот не клади. В уфимской «Мариинке», где она училась, слыла Елена непредсказуемой и плохо управляемой барышней, не слишком почитающей гимназические порядки. За что много раз была наказана. И уже в юности собрала столько отзывов о своём поведении, что по одному только дозамужнему периоду своей биографии вполне могла бы оставить след в истории. А, как известно, как раз такие в истории и попадают. Но наша Леночка не расслаблялась и пошла дальше. И выше. И круче. Недаром легенды о ней до сего дня обсуждаются и обслюнявливаются (простите за словечко).

На её кипучую деятельность обратили внимание сами по себе вполне легендарные наши краеведы – Пётр Фёдорович Ищериков и Николай Николаевич Барсов. Елена Александровна вдохновила их на создание если не краеведческих романов, то уж романических историй точно. П.Ф. Ищериков написал документальную повесть «Уфимская мадам Бовари», а Н.Н. Барсов потешал молодёжь (и вполне серьёзных людей) рассказиками о злоключениях дворянки, купчихи, весёлой вдовы и обманутой вдовы соломенной – да, всё это относилось к нашей героине. И что в рассказах было правдой, что – гиперболическим приукрашиванием или просто историческим анекдотом, без бу… ой, простите – без буквально титанических усилий и копаний в архивах – не разберёшься. Ладно Барсов, он всё же приходился нашей героине родственником (его сестра была замужем за сыном Елены Александровны), к тому же Николай Николаевич был большим любителем весёлых рассказов из жизни своих родственников, но вот почему на неё обратил свои взоры Ищериков? Объяснение одно: Елена Александровна Словохотова и после своего исчезновения с уфимского горизонта продолжала кружить мужчинам головы, продолжала волновать и будоражить.

В 21 год она вышла замуж. Не слишком молодой по меркам тех лет. В этом и вся соль – девица на выданье, а за душой почти ничего, даром что род дворянский. Печальная, одним словом, история. И потому никто не удивился, что по рекомендации матери (и её сводничеству – мать Елены работала у жениха кем-то типа домоуправительницы) вполне осознанно вышла наша, не будем прятаться за словами, бесприданница замуж за человека не просто серьёзного и солидного, а прямо-таки очень серьёзного и весьма солидного – одного из богатейших людей губернии, купца и почётного гражданина Василия Епифановича Поносова. Неравный брак, думаете? Как сказать…

Особняк и его обитатели. 1910 г.

 

Запись в метрической книге уфимской Троицкой церкви от 11 ноября 1894 года свидетельствует: «Лета жениха – 57, невесты – 21». Брак первый не только для невесты, но и для Поносова. Поручителями (т.е. свидетелями) по жениху выступили директор Городского общественного банка Алексей Кондратьевич Блохин и кандидат права Леонид Васильевич Рындзюнский. По невесте – дворянин Михаил Акимович Ловейко и коллежский советник Александр Александрович Крживицкий. Данные сами по себе интересные, но любопытно, что в одном из номеров газеты «Уфимские епархиальные ведомости» за 1882 год (за 12 лет до женитьбы Поносова!) читаем, что на благотворительные цели принято от «купца Василия Епифановича Поносова 15 р., супруги его Елизаветы Ивановны 10 р.» Вот те и на! И что теперь с этим делать?

Может, просто ошибка? Чья-нибудь чужая супруга с лёгкой руки наборщика попала не в то место. Но большая сумма взноса – 10 рублей (у остальных – даже у «уфимского Креза» Ф.Е. Чижова – не больше 5 рублей), показывает, что предположение, скорее всего, ошибочно. Ясно также, что не однофамилец. Что скрывается за сообщением, пока сказать трудно, не удивлюсь, если связано это с противоречиями традиций и правил церкви официальной и старообрядческой (например, если первый брак Поносова был отмечен только в старообрядческих церковных книгах). Ну вот, поневоле я и сам добавил тему для досужих философствований. Могу обещать только, что на этом… не остановлюсь.

Происхождение фамилии Поносов как-то в широких кругах обсуждать не принято, ведь «всем и так понятно, что она связана с детской неожиданностью». Да вот как бы не так… В.И. Даль в своём словаре даёт множество толкований этого лихого слова: позор (церковное), продажа (вятское), сугроб (псковское), попутный ветер и быстрота (волжское). Но, наверное, в данном случае нам более интересен северо-восточный говор (В.Е. Поносов был родом из Пермского уезда): поносные (по носу) вёсла – носовые и кормовые, поносливый ветер – попутный. В Пермском крае есть несколько деревень с названием Поносово, и, возможно, предки Поносова были уроженцами одной из них. Так что «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

Итак, стала наша бедная дворянка богатой купчихой Поносовой. Поносихой, как до сих пор говорят жители тех земель близ Алкино, что больше ста лет назад принадлежали ей. А городской дом Поносовых и сегодня стоит на улице Октябрьской революции, № 67/1 (вообще же под номером 67 там числится аж шесть домов и домиков – все они стоят на бывшей усадьбе Поносовых). Шесть лет жили в этом доме сначала молодожёны, затем (интересно, с которого времени надо считать?) просто супруги. В браке родилось два сына – Василий и Владимир. А затем наша героиня почувствовала, что ей можно и хочется много больше, чем раньше, и стала частенько наведываться в столицы. А там…

И здесь, на самом интересном месте, я переключусь с водевиля на прозу жизни: в 1900-м внезапно умирает её муж. Н.Н. Барсов утверждал, что возникли подозрения об отравлении. Действительно, метрическая книга Троицкой церкви косвенно подтверждает это: похоронили Василия Епифановича лишь на пятый день…

Евгений и Борис с матерью. 1913 г.

 

Итак, стала наша вдова-купчиха богатой наследницей. А через год с лишним, в 1901-м, у неё родился третий сын – Борис. Отец Бориса, турецкоподданный Солон Молло (Сомон или даже Семён, Mohlo или Mollo) был представителем французской риэлтерской компании Луи Дрейфуса и жил в Петербурге. История эта довольно тёмная, к тому же не лишенная пикантных деталей. В 1904-м на свет появляется второй их сын – Евгений, хотя только в 1907-м состоялось венчание (выписка из метрической книги Уфимской Никольской вокзальной церкви: «Турецкий подданный Сомон Ильич Молло, православный, первым браком, 30 лет и вдова Потомственного почётного гражданина Елена Александровна Поносова, православная, вторым браком, 33 года»), после которого наша Елена Александровна получила и новую фамилию – Поносова-Молло. Старшему сыну – Василию – одиннадцать, младшему – Евгению, меньше трёх. Забот – полный рот. Впрочем (а всё-таки правы были Ищериков и Барсов!), нашей барыне не до них: детьми занималась исключительно бабушка – Вера Александровна Словохотова, которая, по словам её внука Евгения Молло, была «ласковым и любящим человеком, а её дочь – холодной и отдалённой». А мамаша лишь «играла» эти качества. На фотографиях с детьми.

Солон Молло с сыновьями.1910 г.

 

Жили в столице, хотя в Уфе у нашей героини был шикарный особняк. Но Солон Ильич, как утверждала долгие годы ходившая молва, не делал Елене Александровне шикарного свадебного подарка – богатая наследница Поносова, как установил историк Михаил Роднов, сама купила его в рассрочку у купца Семёна Степановича Манаева. Это его инициалы – С.М. – в шикарном обрамлении вы можете узреть на стене особняка, а вовсе не Солона Молло, как можно было бы думать. Тем не менее несколько раз крупные суммы перечислялись и из Санкт-Петербурга, где проживал Солон Ильич. Другое дело, почему Манаев уступил свой новый дом Поносовой? Возможно, ему было сделано (коммерческое) предложение, от которого грех было отказываться: к концу 1915 года Поносова-Молло уплатила ему за особняк 20 887 рублей (из 32 620). А по окладной (налоговой) книге оценочная стоимость строения в три раза меньше – 10 305 рублей. Купчая крепость (т.е. оформление покупки) состоялась в январе 1909 года.

В 1916-м супруги разошлись.

О том, что было с нашей красавицей дальше, я говорить не буду, тем более что на этот счёт есть отличные статьи Рашиды Красновой. Гораздо больше меня волнует «английская ветвь» уфимских Молло.

Гражданская война в России подошла к концу. Сыновья Поносовой-Молло – в Белой армии. Борис погиб в конце декабря 1918-го, Владимир ушёл в Китай. Василий вернулся в Уфу (чтобы погибнуть в страшном 37-м), а вот Евгений сумел связаться с отцом и, имея иностранное подданство, уехал из страны. Как раз здесь начинается история не менее любопытная, чем история его матери. Самая что ни на есть настоящая сказка. Правда, уже не совсем уфимская.

В 1977-м на экраны мира вышел фильм Джорджа Лукаса «Звёздные войны. Эпизод IV». Завораживающее действо, невероятные и в то же время кажущиеся вполне естественными (в фантастической обстановке, конечно) костюмы. На следующий год за этот фильм его создатели получили премию Американской академии киноискусства. В их числе получил «Оскара» и автор знаменитого костюма Дарта Вейдера художник Джон Молло.

Евгений во Владивостоке незадолго до выезда из страны. Август 1922 г.

 

О, знакомая фамилия! Чьих будете? Родился в Лондоне в 1931-м, мать – Элла Клара Молло. Отец же… Да, отцом Джона (и его братьев – Эндрю и Бориса) был Евгений – сын Елены Александровны Поносовой-Молло. «Критично мыслящие» и вечно недовольные проворчат: «Ну и что с того? Весь фильм ведь в штатах Лукасом придуман». Так-то оно так, да вот не совсем. Всё детство сыновья Евгения провёли в окружении богатейшей коллекции русского (ну и всякого другого тоже) оружия и военной униформы, собранной их отцом. Поэтому все эти клинки и кортики, ремни, каски и фуражки стали органичной частью жизни Джона, он разбирался в них так, как мы знаем, например, арифметику за третий класс. Знал их историю, хорошо понимал их предназначение, а потому киностудии частенько приглашали его (как и его брата Эндрю) в качестве исторического и военного консультанта. А когда знаешь прошлое и настоящее, то и в будущее заглянуть проще. Особенно если есть талант. И вот здесь, вполне возможно, сыграли свою роль и гены уфимской бабушки Джона.

Джон на коленях у деда. Стоит Евгений Молло. 1935 г.