«Пронзая ночь полоской света…»
«Пронзая ночь полоской света…»
Радуга
Отмаялась гроза, и радуга повисла,
срывая в небеса набухшие пруды.
Смахнув с лица струю живительной воды,
восторженный чудак придумал коромысло.
Природа не всегда в ладу со здравым смыслом,
и может, было всё совсем наоборот:
уставший водонос раскрасил коромысло
и радужно вонзил в унылый небосвод.
Лихого мужика радушная беспечность,
рождённая с тоской рутинною в борьбе…
А радуга манит настойчиво к себе,
величие храня. И тает в бесконечность.
* * *
Дом фасадом обращён на магистраль,
прочертившую сквозь Русь диагональ.
Невеликий пятистенок – на семью,
на стене чернеет надпись: «Продаю».
В чём тут дело? Остаётся лишь гадать:
что заставило построить и продать,
это радость написала иль беда…
И разносят по России поезда,
дробью мучая стальную колею:
продаётся, продавайте, продаю…
Ночью вздрогнешь, сон рассыпав на куски, –
это поезд или кровь стучит в виски,
иль колотит, беспощаден и жесток,
над страной аукционный молоток?
Капельница
В палате гнусно пахло вечностью,
висок пульсировал с утра,
но, нежно вспыхнув белой свечкою,
ко мне явилась медсестра.
Так незаметно и по-доброму,
улыбкой горести прикрыв,
бахчисарайское подобие
перевернула на штатив.
И сердобольно, и играючи
она склонилась надо мной
и слёз фонтан непросыхающий
вонзила в вену мне иглой.
Спасение и наказание
я в одночасье испытал –
чужие беды и страдания
сквозь сердце с кровью пропускал.
Потом лениво на поправку
пошёл, минуя ад и рай…
А капельницу на заправку
отправили в Бахчисарай.
Татарка
Р.З.
Из платья – словно из шатра,
и не бывает слаще мига,
когда сдаюсь я до утра
в твоё пленительное иго.
И ненасытна, и чиста
грудь, не познавшая креста.
Как выдержать твои глаза?
Молчат столетия об этом…
Знать, до сих пор Темир-мурза
летит на гибель с Пересветом.
Однопутка
Зашёл состав на однопутку,
и стало холодно и жутко.
Дорога мчится лишь «туда»,
и вдруг становится понятно,
что, как ни бейся, никогда
ты не воротишься обратно.
И всё, что выпало оставить,
не переделать, не исправить –
бескомпромиссна, как змея,
единственная колея.
А поезд в гору прёт упрямо
прерывисто, как телеграмма,
в тоннельный ствол врезаясь плотно
гремящей лентой пулемётной,
пронзая ночь полоской света
от Абакана до Тайшета.