В двух шагах от рая
В двух шагах от рая
* * *
Жизнь от лунного света бледна,
И её не объять, не измерить.
Она – словно простора княжна,
Ну а я – её крепкая челядь.
И она показала мне вновь
Расставаньем отточенный ноготь,
Мне её в этот раз не растрогать:
Всё не так, сколько ни многословь,
И слова мои – стынущий дёготь.
Знаю я, что закончился вар,
И от старой прикрытой дегтярни
В звёздный сумрак берёзовый пар
Вновь уходит, как в армию парни.
И от шпал, от колёс и сапог
Тянет запахом бережной смазки,
И глядит без всевышней подсказки
Поседевший дегтярь, словно Бог,
На солдатские сумки и каски.
58-АЯ…
Сохранил меня Христос,
Вышел я из БУРа,
В маму чёрен да раскос,
Жгучая натура.
Льдом покрылся мой бушлат,
Ноет поясница,
Руки вымыл, как Пилат.
Воля только снится,
Ах, барак ты мой, барак…
Сердце – рваный парус,
Тьма окутала ГУЛАГ,
Мой четвёртый ярус.
Суки, урки… наплевать,
Завалюсь на нары,
Выше воровская рать,
Износились шкары.
Долго мне ещё сидеть –
Пятьдесят восьмая…
Заболотистая мреть
В двух шагах от рая.
* * *
Им хочется холодного пивка
После парной, после последней бани,
И, подождав разливщицы кивка, –
Подходят, озираясь, каторжане.
Два лагерных не старых старика,
Чья верность скреплена рабочей пайкой,
Свобода им уже не дорога,
Полжизни скрыто сроком под фуфайкой.
Им всё равно, кто прав, а кто неправ,
Им не вернуть десяток лет на киче,
Отснился им буран и ледостав,
И вой зверья, и россказни мужичьи.
У каждого – фанерный чемодан,
Чахотка, актировка и кликуха.
Их жизнь – не жизнь, а так – самообман,
Им смерть – жена, соседка, потаскуха.
РОД
Четыре прадеда моих
Живей живых.
Четыре прадеда моих
В снах дождевых.
Четыре прадеда моих
В лучах дневных.
Четыре прадеда моих
В словах мирских.
Четыре прадеда моих
В цветах степных.
Четыре прадеда моих
В лесах глухих.
Четыре прадеда моих
В делах земных.
Четыре прадеда моих
В крестах резных.
Четыре прадеда моих
В мирах иных.
Четыре прадеда моих
Среди былых.
Четыре прадеда моих –
Я возле них.
Четыре прадеда моих
Живей живых.
* * *
Проплыло солнце вдоль калитки,
Но не зайдут на чай ко мне
Ни дед, вернувшийся с отсидки,
Ни прадед, павший на войне.
Я выпью, закурю спросонок,
Перекрещусь на купола,
Пойду к одной из разведёнок,
Искать прощального тепла.
И будут пристально и колко
Смотреть два берега реки,
И в тихий омут втянет Волга
Измены, сплетни, и долги.
И, прочитав юдолям строчки,
Найду в безбожный век возврат,
Где в детских снах приходит к дочке
Пропавший без вести солдат.
* * *
Настойка, чёрный хлеб, свекольник.
Чего ещё желать к столу?
И разговор ведёт юдольник
Вдогонку летнему теплу.
За лето много что бывало,
Не перечесть сейчас уже,
И мне рассказ провинциала
В дожди пришёлся по душе.
Мы с ним в беседах коротали
Холодный вечер октября,
И листья в кровяной опале
На лужи падали, горя.
Я попросил ещё добавки
В печи остывшего борща,
А за окном скулили шавки,
На след острожый клевеща.
ЗАБОЙ СКОТА
Животными был полон предубойник,
И слышался вокруг страдальный рёв,
И каждый был заведомо покойник
И был принять свою судьбу готов.
Их долго мыли под холодным душем,
Должна быть жизнь пред финишем чиста,
Но подступала горлом тошнота,
И ветер показался всем удушьем.
Что впереди? Сквознёт электроток,
Или дыханье сдавят смеси газа?
Мелькнёт во тьме ухмылка зверопаса,
Подвесят туши, подведут итог.
И на просушку переправят шкуры,
И отбурлит кровавая река,
И будут пересчитаны купюры
За вырезку и жирные бока.
И будет всё распродано вчистую,
И счастье испытает мясоруб,
Его жена отварит с мясом суп,
Поджарит мужу с кровью отбивную.
Наступит вечер, в мир прибудут сны,
Они нырнут и в темень скотобоен,
Где воздух так панически разбоен,
И запахи, и помыслы страшны.
БОГАЧКА
При ней без спроса не взлетает муха,
Ко всем она всегда была строга.
А что ей скажешь? Бабка-добытуха
Любому даст отхожего пинка.
Не привыкать ей, первой из торговок,
Всем, что попало, торговать с утра,
Она эксперт клеймён и маркировок
И на ответ, как лезвие, остра.
Она живёт одна, всегда в достатке,
Считает важно сальные хрусты.
Священник ходит к ней, соседские солдатки
Взаймы берут из горькой нищеты.
Заёмщики не ведают отказа,
Не требует она с беды оплат,
Пусть у неё и не хватает глаза,
И круг лица давно одутловат
Она дитя войны и раскулачки,
Ей снятся опера и немчура.
И к ней одной, уродливой богачке,
Идут всё так же в поисках добра.
г. Москва