«Вновь я посетил…»
«Вновь я посетил…»
НА ПОСЕЩЕНИЕ МОСКВЫ
С добрым ангелом на атасе,
Дабы злобный рок не накрыл,
Под щадящею сенью крыл
Глохнем так, что помилуй, Спасе.
В этот смутный вечерний час
Между честным ментом и вором
Лепит снег, и черней, чем ворон,
Небо – черный провал начал,
Пережженных в золу закатом.
Время теплится, как свеча,
В этот темный России час
Между катом и депутатом.
И бескрайня Столица-Ночь,
Всевзыскующа, как облава,
Долгорукой своей забавой
Позабавиться-то не прочь.
Вот и в этом провале лет,
Может, нас она заказала
И забыла? Спасенья нет?
Оборвется неровный след
Между улицей и вокзалом
В чертовне московских дорог,
В перестроенном царстве беса.
И всему подведет итог
Росчерк черного «мерседеса».
Чур нас нынче. Помилуй, Спасе.
Нынче – рифм, как в прошлом, порыв,
Хлебом-солью да водкой красен
Стол, который нам друг накрыл
Под щадящею сенью крыл,
С добрым ангелом на атасе.
МОНОЛОГ К АХИЛЛУ
Ты обиду забудь, Ахиллес –
О Патрокле подумай, о друге.
Ты – герой. Твои тяжкие руки,
Как лозу, рубят вражеский лес.
А Патрокл – он дитя, Ахиллес,
Храбрый мальчик, что в драку полез.
О Патрокле подумай, о друге.
Я и сам, ты ведь знаешь, Пелид,
В сердце злую лелею кручину.
Я и сам, наглотавшись обид,
Бросил все – убежал на чужбину
Испытать роковую судьбину.
Жизнь проходит, а сердце болит.
Так нам боги судили, Пелид.
Я, хотя на чужбине тужу,
Волю светлых богов не сужу
И по внутренностям не гадаю.
Я себя, как могу, соблюдаю:
С незнакомыми водку не пью
И с мимозами роз не рифмую,
За зеленым сукном не блефую,
Грозноликих вождей не пою.
Год сменяет в забвении год,
Да сердечной усталости гнет.
Я устал от убитых людей
И от этого вечного лета.
Ядовитой пыльцой «марафета»
Сушит ноздри хамсин-лиходей.
Как-то так – ни идей, ни плетей.
Лишь земля, добела разогрета,
Принимает убитых людей.
Жизнь проходит, а сердце болит.
Вознесем всесожженье, Пелид,
Всеблагого Владыку понежим –
Люди, персть мы земная понеже.
Будто гривы коней вороных,
Вьется дым приношений двойных.
Сердце поедом гложет кручина,
Множит ночью недобрые сны:
На поля иудейской войны
Провожать полурусского сына.
ОТЪЕЗД
1.
И вот опять срываюсь я на крик:
– Живут же люди – с них и взятки гладки!
А мне – в эпилептическом припадке
Весь искорежен расставанья миг.
И кажется, Сам Бог не все постиг
Еще в творимом Им миропорядке.
Все душераздирающее – речи.
У милых лиц – гримасы боли резче.
Безумнее и горше – взмахи рук.
Орет «Разлуку» хрипло черный кречет,
И ложным обещаньем скорой встречи
Я целование – иудино?! – дарю.
Ну вот и всё. Застыв в дверях вокзала,
Прости мне, Русь, что сердце вдруг устало
Переживать твой черно-алый бред.
За тщетный бег от бесконечных бед
Прости и знай, что лучше мне не стало.
Какая боль уж только не пытала.
Какой вины на мне уж только нет.
2.
Все пройдет. И зима заметет
Там, в России, дома и могилы.
Лишь безумного сердца полет,
Этой птицы больной перелет,
Досягнет до Отчизны немилой.
И оно там останется жить.
И оставит меня, и обманет.
И заставит опять ворошить
Память ту и как будто бы жить.
А само будет – там – сторожить
Улиц глушь да безумие мамы.
Там – пойдет колобродить-бродить
По пурге в жути уличных линий,
С безымянской шпаной разводить
Тары-бары по фене, бродить.
И покинет меня, и покинет
На-все-гда. И пустые года
Электричкой пустой пронесутся,
И упьются собой вдрабадан,
И уснут, и уже не проснутся
Никогда, никогда, никогда.
А в России пурга заметет
И оконные рамы, и раны.
И безумного сердца полет
До Отчизны родной досягнет.
И забудет далекие страны
Сердце, и без меня заживет.
Вольной птицей больной обернется,
Чей безумен прощальный полет.
И ко мне никогда не вернётся.