Завтра мы будем смеяться…
Завтра мы будем смеяться…
Деревня
На мысли ночи не хватает,
На суету не хватит дня,
Идея вроде бы пустая
Давно преследует меня:
Пойти и приоткрыть завесу,
Молву развеять прежних лет
О том, что там, в глубинах леса,
Деревня есть, которой нет.
Пудовыми ногами шатко
Тропинку по снегу плету
Туда, где избы в белых шапках
Под вечер курят бересту.
И разомлев, они краснеют
Глазами – окнами в теми,
Я вижу женщину, а с нею
Мальчонку вижу, лет семи.
Погружена в себя, седая,
И мир как будто бы далёк…
Лишь печь гудит, дрова съедая,
Да скрипнул подо мной порог.
«Очнитесь, я не местный житель,
Заметена за мной тропа,
За ради Бога расскажите,
Куда ж, бедовый, я попал?»
«Деревни нашей нет на карте,
Деревня наша сожжена,
Но раз в году, в начале марта,
На свет является она.
Она как боль в укор живущим,
В укор моя седая прядь
Живым, кому из райской кущи
Дремучей пущи не видать.
Скажу тебе – мы раньше жили
И худо-бедно, и смеясь,
Но вдруг обрушились чужие
Грозой июньскою на нас.
Мужчин хрустальными глазами
Мы проводили за порог,
А кто остался – партизанил,
Сражался у лесных дорог.
По дому тяготы и в поле
Ложились на нехрупких нас,
И мы ложились поневоле
Под этих самых «was is das».
Терпели, губы в кровь кусая,
Как устрашенье: поутру
Глядишь в окно – висит босая
В петле, качаясь на ветру.
Терпели, крепко зубы стиснув,
Чтоб слово где не обронить,
Не выдать чтобы ненавистным
Одну связующую нить.
С отцами связь да с сыновьями
В лесах окрестных, но пойми:
Не уберёгся он за нами –
Связной, мальчонка лет семи.
Мы всё по-бабски отрицали –
Мол, нам, убогим, невдомёк…
Восьмого марта полицаи
Согнали женщин под замок.
Брехали бешеные шавки
Зловещим эхом за версту,
Сгорели избы в белых шапках,
Погасли искры на лету.
Вот так и ждём, как раньше ждали,
Непохороненные здесь,
Взывая то к небесной дали,
То криком оглушая лес.
Молясь, заглядываем в святцы,
Гадаем, ждём такого дня,
Когда за нами возвратятся
Мужья, отцы и сыновья…»
С рассветом исчезают избы
В объятьях зимней тишины,
Она вослед сказала: «Лишь бы
На свете не было войны».
Деревни этой нет на карте,
Давно деревня сожжена,
Но раз в году, в начале марта,
На свет является она…
Завтра
Завтра мы будем смеяться,
Ржущим сегодня в ответ.
Эра гламурных паяцев
Сходит в России на нет.
К западу сходит потоком
Пришлая грязь, посмотри –
Новая эра с востока
Светит багрянцем зари.
В русских рубашках навыпуск
Выйдем, у каждого крест,
Бог заприметит – не выдаст,
Хрюкнет свинья, да не съест.
Высушив души отчасти,
Выплакав слёзы в нужде,
Мы засмеёмся от счастья
Так, что услышат везде.
И на гламурных паяцев
Русский обрушится смех!
Завтра мы будем смеяться,
Право, смеяться – не грех.
Красное
Словеса туда-сюда,
Пошлые, пустые…
Покраснели от стыда
Угли – и остыли.
Откраснел и я давно,
А теперь зеваю.
Выйду в красном, решено –
К людям Первомая!
Но среди и тех людей
Взгляды не едины,
От сомнительных идей
Пахнет нафталином.
Что ж, цветы на клумбе рвал,
Красные букеты –
Их любви девятый вал
Принял без ответа…
Огляделся – пустота!
Только сердцем вызнал –
Красной кровию Христа
Возвращаться к жизни…
И теперь я глух всегда,
Будто мир стал тише,
Ведь словес туда-сюда
Попросту не слышу.
Очередь
Время круг по циферблату чертит…
Сразу, от роддомовских дверей,
Наша жизнь, как очередь за смертью –
Двигается каждый за своей.
Многие торопятся и лезут,
Будто появился дефицит.
Все они, как правило, не трезвы,
Табаком от каждого разит.
Есть герои, каскадёры… часто
Гонит прирожденная болезнь,
А сосед мой от любви несчастной
Взял верёвку и вперёд полез…
По-над тою очередью вместе
Вороны летают, журавли –
Вынесли вон гроб вчера в подъезде,
А новорожденного внесли…
В 2036-м
Сегодня приснилось такое! –
Поведать спешу о таком:
Качусь по апрельскому полю
В две тысячи тридцать шестом.
Но это не поезда номер –
Меня в вышеназванный год
(Живой ли, не знаю, аль помер)
На пенсию кляча везёт.
К дворцу распрекрасному тащит,
Где надпись вверху: «ПФР».
Я руки раскинул – там ящик! –
Ищу хоть какую-то дверь…
Проснулся в волнении жутком,
Но вспомнил, что я с сорока
На пенсии льготной, и дудки:
Кормите меня, дурака!
* * *
Я встретил старую любовь,
Вернее – первую, когда-то…
Мне нервный тик не дёргал бровь,
Пред ней не столбенел солдатом.
Я просто на неё глядел –
Без фанатизма, не глазея,
Как притомившийся от дел
Глядит на экспонат в музее.
Но всё ж за юности глоток
И за любви начал начало
Я ей сказать «спасибо» смог.
Она, как прежде, промолчала…
Наряжальщица
Стоит раздетая и жалится
В углу искусственная ель –
Не нарядила наряжальщица,
Сбежав за тридевять земель.
Она была чудаковатою,
Она была… но раз уж нет –
Украсил сам давнишней ватою,
Изображая свежий снег.
Изображая праздник, зеркалу
Налил шампанского – держи!
Давай за то, чтоб не померкла
Моя «наряженная» жизнь.
О, чудеса! – звонят к двенадцати,
Открыл, но рухнула душа:
Там Дед Мороз ошибся адресом,
К соседям, видимо, спеша…