Стихотворения
Стихотворения
Звон колокольный
Звон колокольный.
Широкие волны идут
полем гречишным, гонимые ветром.
Звон колокольный.
Узорами – по облакам,
брызгами солнца на медных откосах.
Звон колокольный.
Меня подхвати, подними
выше стропил в нерушимое небо.
Звон колокольный.
Я – маленький, я побегу
прямо по воздуху, полному грома.
Звон колокольный.
Бьёт время меня изнутри
и за язык меня дёргает память.
Звон колокольный.
Болит во мне всё. Надо мной
травы качаются колоколами.
Камни
Камень 1
Эта юдоль веками
Славится простотой:
ястреб похож на камень,
камень – на сухостой.
Над лошадиным храпом
лето без головы:
воздух взбивают в запах
крылья сухой травы.
Камень взмывает птицей,
птица назад в гранит
пробует обратиться,
стихнет – и дождь скорбит.
Дом в глубине долины
сложен из птиц и трав,
зодчим своим покинут
и приютил ветра.
Воют ночами хором:
нравятся холостым
долгие разговоры
над очагом пустым.
Мог рассказать им тайну
времени, но в ночи
дом постепенно тает,
и потому молчит.
Эта юдоль веками –
пыли и праха смесь:
что обратилось в камень,
то и красиво здесь.
Камень 2
Стой, где стоишь, философ.
Туча в долину села:
камень раскрылся розой,
роза – окаменела.
Камни разлили граппу,
свой обсуждая возраст.
И тишину царапнул
мой изумлённый возглас.
Птица, наощупь шпаря,
тень свою обронила
в запах густого пара,
в пламя его горнила.
Месяц ещё не старый
под стоунхендж поющий
с воздухом пьяным в пару
стопы о горы плющит.
Он побредёт до дома
тропкою светлячковой,
шёпотом мха ведомый,
тощий и бестолковый.
В травы войдёт по плечи,
развоплотится в росах.
На человечьей речи
этого нет, философ.
Камень 3
Веками молимся и ждём.
Наш камень гож и крут.
Но крошится он под дождём
невидимых секунд.
Наш камень рос под наш распев
в сиреневом дыму.
По скользкой карстовой тропе
мы вместе шли к нему.
Мы извлекли его, как мёд,
от пчёл его обдув,
оттуда, где другой возьмёт
известняковый туф.
Струились смирна и елей
из медных уст певцов.
Наш камень Матери-Земле
вернул её лицо,
учить уму и ремеслу
возлюбленных детей,
давно поющих не хвалу,
а панихиду ей.
Дождь
1. Страх
Движется медленно, движется шатко табун поднебесный,
речью утраченной, вырванной, неизвестной.
Неудержимый поток за прозрачною шторой,
дождь неподкованный, дождь, оставляющий норы
в рыхлой земле, в маслянистой налившейся пашне,
топот во тьме растворившийся, гулкий и страшный.
Ну и куда перед этою прорвою, этой оравой,
хмуро нависшею над горизонтом шершавым
гибельным облаком почвы и ночи, нежданно
ставшим в глазах моих смертью и океаном?
Ну и куда сквозь твои монотонные дали –
все вертикали в округе ветра разметали…
Ну и куда в чёрном вареве почвы и ночи
с камнем в руке и навозом, наполнившим очи?
2. Песня
Ну и куда зазываешь упрямо и нежно,
песня – ребёнок напуганный безутешный,
песня – стрела из травы и синица из дёрна:
где же ты, дождь мой, дымящийся и упорный?
За колобродство на прочную привязь посажен?
Песня меня проведёт по небесным пейзажам.
Стань, полускрытая мгою и темнотою
с гривой щетинистой или же гривой живою
самою храброй на свете и самой счастливой,
жилистым месивом почвы и ночи, и с гривой,
блеском металла глаза отводящею грому,
чтобы распад пересечь по лучу золотому!
Так отвези, отвези, я прошу тебя, в детство
или же в старость, хранящую внукам в наследство
дверь, за которой мечта красоты несравненной,
сон, разрисованный всеми цветами вселенной.
Где-то за нею мой дождь, не сочти за безумца.
Только с дождём мне к родному порогу вернуться.
3. Табун
Движется медленно, движется шатко табун поднебесный
(отбарабанив, дыханьем скользит бессловесным)
в окнах распахнутых не различить его, вот он…
В комнате каждая вещь покрывается потом,
пар поднимается и горизонт заволочен
непроницаемым маревом почвы и ночи.
Сердце моё, не боли, жеребёнок бескрылый,
рвущийся прямо в окно за каурой кобылой,
перетерпи своё стойло грудное и скоро
в том табуне полетишь в безоглядность простора.
Песня камней
Сначала в песню разноголосо
вступают мельничные колёса.
И прорицают интуитивно
весёлый танец апрельских ливней.
Так соловей воспевает лето
среди сугробов и голых веток
И выше, выше уходит в небо
согласный гимн выпеканью хлеба.
И Солнце всходит и не садится,
не меркнет Вега, не молкнет птица.
Земля согрела к посеву ложку
и пахнет свежей ржаной лепёшкой.
Я запеваю и вместе с нами
петь начинают и дождь, и камень.
И зёрна, хором таким воспеты,
скорей созреют в ладонях лета.
В петле тумана
Средь бела дня
в глаза вошёл туман.
Не ветер – я,
развеивать его.
Бутон прозрачный сердца моего
к центуриону-солнцу потянулся
раскрыться под зазубренным мечом,
но потерял привычную основу.
Качается испуганно в кольце
тумана, дозволяющего только
стенанье ночи под шуршанье жвал
трёхсотсороконогого молчанья.
Туманов осени я столько пережил,
а этот лёг распаханной землёю,
которую пометила полынь
и потому надежды нет на всходы.
Нет смысла в посевной. И я мятеж
замыслил, но дрожу перед туманом,
как перед алтарём античным, будто
летел с него чистейшим сладким пеплом.
Туман мне улыбается. Вернуть
себя я должен, слово отыскать,
закрывшее меня в туманном теле.
Поднять глаза – и ветер разметёт,
откроет небо, и туман повиснет,
как ленты на деревьях. Но я слеп,
стою на улице, я гол, как при рожденьи,
и глуп, как при смерти.
Я – дерево с петлёй
тумана шелестящего
на шее.
Озеро
Озеро. Око. Слеза ледниковая.
Пастбище птичье в ладонях горы.
Старое солнце, щедрее, чем новое,
ты расточаешь дары.
Душу травила молва сладкогласная.
Кем на рассвете откроешься мне:
розой лазоревой, чашей причастия,
песней воды и камней?
Волком ощеришься, волнами лязгая,
спустишь осиновый звон бубенцов,
или проступишь рунической связкою,
вздыбишь чужих мертвецов?
Не испаришься от гонора летнего,
водную пыль не развеять ветрам.
В центре язычества тысячецветного
пены божественной храм.
Из поколения ты в поколение
было иконой в низинной семье.
Воин, добывший упокоение,
славенка, вся в серебре.
Ты – моё прошлое и настоящее.
Озеро, есть у меня впереди
волны, как птицы без тени летящие,
сердце – им в такт из груди.
Берег единый – кольцо обручальное.
Чувствую беглую тайну сквозь гладь
зеркала, в глуби, окрест, но отчаянно
не успеваю поймать.
Полдень песчаный стоит без движения.
Облако гладит живое стекло.
Словно и нет тебя. Ты – отражение
в детстве услышанных слов.
Озеро доисторическим ящером
в небо глядит. Отойди и не тронь
взглядом в себя самого уходящее,
словно кристалл и огонь.
Примечание:
Сергей Ивкин – поэт, художник, редактор. Автор 10 книг стихотворений. Член Союза писателей России. Лауреат премии “MyPrize” (2018). Член жюри Литературной премии им. П. П. Бажова. Живёт в Екатеринбурге.