Волшебник
Волшебник
— Давай никуда не поедем?!
Девушка. Невысокая. Каштановые волосы острижены под каре. Сережка в носу. Карие глаза с легким прищуром. Милое, слегка скуластое личико, в котором видится что-то татарское. Ярко-желтый топ. Шортики цвета хаки. На загорелых ножках легкие летние шлепанцы.
А Костя — просто Костя. Двадцатилетний белобрысый балбес, который вот уже три недели украдкой пялился на эту девушку в утренней электричке, не решаясь не то что познакомиться, но даже приветливо улыбнуться. Пятнадцать раз они ездили в город в одном вагоне. Или четырнадцать? Костя на склад, где трудился разнорабочим, а девушка… бог весть.
Электричка всосала остатки пассажиров, презрительно хлопнула дверями, фыркнула, дернулась и покатила в сторону города.
— Давай не поедем, — глупо согласился Костя.
— Гениально! — восхитилась девушка. — Кира!
И протянула руку. Пожатие маленькой ладошки было крепким, почти мужским.
— Костя.
— Хм, я почему-то думала, ты — Ваня.
— Почему — Ваня?
— Так. Похож. Ладно. Давай. Веди.
— Куда? — парень начал ошалело пунцоветь.
— Ну тебе виднее. Ты же местный.
— А ты не местная?
— Нет, я из Донецка. С мамой сюда приехала.
— Здорово. Я тоже вот с мамой живу. А ты к родственникам?
— Не совсем. Пришлось просто… приехать… Мы идем?
— Но я, как бы… Мы же…— замямлил Костя.
— Так! — Кира решительно тряхнула челкой. — Объясняю. Я езжу в город на подготовительные. В местный вуз перевожусь. И эти подготовительные мне надоели. А поскольку ты все равно за последнее время взглядом во мне дырку просверлил, то я решила, что ты будешь меня сегодня развлекать. Как — тебе виднее. Только без глупостей всяких.
— Тогда, может, на озеро?
— Пошли на озеро.
И они пошли. Костя косился на нежданную спутницу и думал о том, что она совсем не похожа на тех людей из Донбасса, которые в последнее время вынужденно приезжают в Россию. В телевизоре, в новостях они выглядят нервными, усталыми, часто в мешковатой одежде с чужого плеча. А эта вон какая. Ладная, аккуратная. Идет и чуть улыбается. А еще Косте почему-то было очень хорошо.
Идти пришлось недолго. Озеро нежилось в легкой утренней дымке сразу за поселком. Молодые люди свернули в тенистый безлюдный переулок, провожаемые ленивым побрехиванием собак, и сразу за последними домами и покосившимися заборами перед ними открылся водоем, обрамленный ивами и камышом, — оставалось только с косогора спуститься.
Оскальзываясь на мокрой от росы траве, они сбежали по извилистой тропинке к берегу. Веяло рассветной прохладой, ветерок рябил водную гладь. Пасторальный пейзаж портили лишь валяющиеся тут и там пустые пластиковые бутылки да пятна от кострищ.
Кира остановилась и выжидательно посмотрела на Костю. Тот не понял. Девушка вздохнула.
— Ну что, прикажешь мне на мокрую траву садиться или постоим?
— Ой, извини. — Костя, застревая в рукавах, торопливо стянул с себя легкую ветровку, бросил на землю. — Вот, садись.
— Спасибо, о благородный джентльмен. — девушка присела, изящно подогнув ноги, чиркнула зажигалкой, выпустила облачко дыма. — Ну, рассказывай. Кем будешь?
Вопрос был такой странный, что Костя смешался.
— Вообще-то не знаю. Я хочу в цирковое училище поступить. Мне медведи нравятся и фокусники.
— Иллюзионисты, — уточнила Кира. — Но на самом деле я спрашивала, кто ты и чем занимаешься. И сядь уже, не отсвечивай.
Костя послушно плюхнулся на мокрую траву.
— Я на складе работаю. Ну вот так…
— А тебя за прогул не уволят?
Парень пожал плечами.
— По-моему, ты — безответственный, — улыбаясь, пожурила спутника Кира. — Подружка есть?
— Нет, что ты, — отчаянно замотал головой Костя, у которого враз пересохло в горле. — Вообще ни одной.
— Врешь ведь? Сейчас как застукает нас с тобой. Что делать будем?
— А у тебя парень есть? — выпалил Костя.
Глаза у Киры как-то нехорошо сузились и холодно блеснули.
— Не твое дело, — вздернула она подбородок.
И Костя решил замять тему.
— Хорошо, — продолжила девушка после паузы. — Почему тебе медведи нравятся, а не тигры?
— Ну не то чтобы сильно нравятся, — замялся Костя. — Фокусы вообще-то нравятся больше. Стану вот циркачом-волшебником.
Кира по красивой дуге, щелчком, некультурно отправила окурок в камыши.
— А ты знаешь, — заявила она, — чтобы стать волшебником, учиться — мало. Нужен еще дар. У тебя есть дар, Ваня?
— Я — Костя.
— Конечно, извини. Что там с даром?
— Конечно, есть дар! — уверенно сказал парень. — Хочешь, волшебный фокус покажу?
— А мне понравится?
— Конечно!
— Тогда давай.
Костя сделал многозначительное лицо и выудил из кармана джинсов потрепанную колоду карт. В обеденный перерыв на складе хватало любителей перекинуться в картишки, и Костя был не последним игроком.
Кира слегка наклонила голову, как бы говоря: «Удиви меня».
Волшебник перетасовал колоду и интригующе попросил:
— А теперь вытяни любую карту, только мне не показывай. Потом я положу ее назад в колоду…
— Достаточно, — разочарованно вздохнула Кира. — Потом ты еще раз перетасуешь и начнешь выкладывать карты по одной, пока не дойдешь до нужной, которую я вытягивала. Верно?
— Угу, — грустно подтвердил волшебник. — А как ты…
— Ну как. Ты запоминаешь последнюю карту в колоде, подсовываешь под нее мою и слегка тасуешь. С большой вероятностью моя карта появится следующей, после той, которую ты запомнил ранее. Это детсадовский фокус, а никакое не волшебство.
— А что же тогда волшебство?
— Ну-у-у, — протянула девушка. — Вот если бы сейчас я выпила холодного белого вина, а еще мороженое чтобы, и еще что-нибудь уместное для пикника у воды. Тогда это было бы, считай, чудо.
— Погоди, — Костя вскочил. — Сейчас.
Он немедленно вытащил мобильник и отошел в сторонку. Набрал номер и с кем-то пошептался. Потом вернулся к девушке, важно уселся рядом и заявил:
— Волшебство будет, но мне надо настроиться.
— Да? — заинтересовалась Кира. — А где у тебя регулятор и кнопка «включить»? Покажи, а! Или пультик имеется? Тумблер там? Дай покрутить. Так же быстрее настроишься!
Издевательство продолжалось минут десять. Потом где-то наверху, на дороге за кустами, заурчал мотор и охнули изношенные тормоза. Костя облегченно ретировался.
Вскарабкавшись по склону, он обнаружил видавшую виды «шестерку» ядовито-красного цвета, а в ней, за рулем, лыбящегося кореша Сашку.
— Привез? — спросил запыхавшийся волшебник, пожимая руку товарищу.
— Костян, ты меня удивил до офигения, — заявил Сашка, протягивая через водительское окно замызганный черный пакет. — Такой наборчик, да еще и срочно-обморочно. Ты что, там с телкой виснешь?!
— Тихо, не ори, — затравленно попросил Костя.
— Чё за обжимахи? Настюха, Людка?
— Все, спасибо, — отбивался Костя. — Езжай, езжай.
— Да еду, еду. С тебя полтора косаря.
— Сколько?! Офигел?!
— А что, — удивился Сашка. — За срочность, за бензин. Доставка же! Я, вообще-то, сильно занят был. А ты что, кстати, не на работе?
— Некогда! Потом! Вот тебе косарь. Вечером еще пятисотку закину.
— Э-э-э!
— Спасибо! Пока!
Костя вновь продрался сквозь кусты и, пряча пакет за спиной, подошел к девушке.
— Закрой глаза, — потребовал он. — Сейчас будет волшебство.
— М-м-м. — Кира послушно зажмурилась и сделала лицо — «я вся в предвкушении». Косте очень сильно захотелось ее поцеловать, но он сдержался и просто поставил пакет рядом с девушкой на траву.
— Вот, — гордо сказал он. — Сим-салабим-шалман-бурдюк! Готово, открывай.
— Ух ты! — Кира приступила к инспекции. — Вино белое. Теплое. В тетрапаке. «Шардоне»! Крымское, наверное. А, нет! Томское. Нет, реально? В Томске виноград растет? Что тут у нас еще? Пломбир, два штука, давленый, но еще холодный. Пиво. Это не интересно. Сухарики. Сыр. А бокал? Где хрустальный бокал?! Так не пойдет! А — вот же он!
Девушка достала с самого дна пакета пирамидку одноразовых стаканчиков.
— Садись, герой! С натяжкой за волшебство сойдет. Но учиться надо, да.
Потом они сидели и пили теплое, отдающее брагой шардоне. Вино стучалось в голову. По крайней мере, Косте. Наваливался полдень. Роса высохла. От озера потянуло тиной. Над водой как очумелые носились жуки, стрекозы, бабочки. Изредка всплескивала рыба. Солнце раскочегарилось полноценно, по-июньски. Становилось жарко.
— Ладно, будем считать, что это уже глинтвейн, — поморщилась Кира, отставляя недопитый стаканчик. Прикусила длинную травинку.
Между молодыми людьми что-то разладилось. За последний час они обменялись едва ли несколькими фразами. Костя сидел, обхватив колени, чувствуя, что время уходит, и мучительно размышлял, как поддержать разговор.
— Ну а как тебе вообще у нас? — наконец спросил он.
— У вас — это где? Здесь или в городе?
— Ну, здесь.
— Здесь хорошо, — раздумчиво сказала Кира. — Очень тихо и спокойно. Особенно по ночам.
— Вот уж спокойно, — не поверил Костя. — Собаки гавкают, придурки на мотоциклах гоняют. Ворочаешься, ворочаешься…
Девушка взглянула на парня хмуро.
— Собаки ему спать не дают. Мотоциклы. Скажи спасибо, потолок на голову не падает.
— Это как? — удивился Костя.
— Никак. Зачем тебе это все знать? Живи себе спокойно, по ночам меньше ворочаться будешь.
Костя уловил насмешку в ее голосе и смолчал.
— В городе у вас — вообще, — продолжала Кира, заводясь. — Ходят толпами, как бараны, по сторонам не смотрят. Почти у всех гарнитура в ушах. Как ты с заткнутыми ушами мину или снаряд услышишь? А когда прилетит — уже поздно. Бери потом мешки, а то и лопаты — собирай. Еще эти инфантилы на самокатах, в детстве не наигравшиеся. Бороды до пуза отрастили и гоняют. Глаза стеклянные, тупая улыбка до ушей, летят по тротуарам. Те же наушники на башке. Пристрелила бы.
Кира залпом допила остатки вина из стакана. Скривилась. В этот момент земля задрожала, и девушка испуганно вскинулась.
— Это товарняк, — успокоил Костя. — Вон железка же.
Оба обернулись.
Действительно, по высокой насыпи за озером стремительно двигался товарный поезд. Быстро проплывали платформы, на которых отчетливо различались силуэты танков, грузовиков, бронетранспортеров.
— Тут прямая ветка от Каледина рядом, — пояснил Костя. — Ни стрелок, ни семафоров, ни пересечений. Товарняк большую скорость набирает, и если тяжело нагружен, то трясет. Этот тяжелый.
— Вижу, — подтвердила Кира, не отрываясь глядя на состав, идущий на запад. — Надо же, даже не маскируют.
— Так таких составов сейчас по три-четыре в день. Брезента не напасешься, наверное, — предположил Костя.
— Кстати, — встрепенулась Кира, — а тебе сколько лет?
— Двадцать один… Скоро будет. А что?
— А почему не в армии? Ты же не служил явно.
— Понимаешь, — смутился Костя, — отца нет, а мать болеет сильно. Мне пока отсрочку дали. Ну, как бы по уходу.
— Как бы понятно! — голос Киры похолодел.
— Что тебе понятно?
— Все понятно. Ты — настоящий волшебник.
— Не понял, — начал сердиться Костя.
— Не понял он. У меня отец восемь лет назад ушел из дома. Взял автомат и ушел. Ему пятьдесят три было, и он все легкие на шахте оставил. А взял и ушел. Воевать. И я его с тех пор не видела. Потому что мы не в самом Донецке жили, а чуть… западнее. И там никому не надо рассказывать, что мужики и пацаны твои на войне. И им домой наведываться не стоит. Потому что всякое может быть. И не только он ушел. Другие…тоже.
— И что я в связи с этим должен делать? — сердито спросил Костя. — Может, был бы Ваней — знал, конечно.
И тут же понял, что ляпнул зря и сгоряча.
— Да уж, не Ваня ты! — Кира вдруг разом успокоилась, почти ласково улыбнулась, откинулась назад на спину, легла — вытянулась на траве. Поддернула топик повыше и подвернула шортики — вроде как позагорать собралась. Ладонью прикрыла глаза от солнца и, казалось, через минуту задремала.
Костя и злился, и любовался ей одновременно.
Его взгляд подолгу останавливался на спокойном расслабленном личике, скользил по изгибам фигуры, перебирал изящные пальчики с лакированными ноготками. Девушка была наполнена свежестью и — до краев — той самой истинной жизнью, которой в молодых женщинах куда больше, чем в любых брутальных, свирепых и буйных мужчинах. На левом бедре, с внешней стороны, у Киры обнаружилась татуировка, которую ранее скрывали шортики. Она и сейчас была большей частью скрыта, но все-таки виден был фрагмент. Косте показалось, что рисунок похож на приклад автомата. Он бы не удивился, если бы это было так.
Но постепенно злость и обида стали душить парня все сильнее. Он ни за что не признался бы себе, но в глубине души понимал, что Кире он не слишком интересен. И злился. Он чувствовал себя собакой, сидящей у ног хозяина, который занят своими делами и не обращает на нее никакого внимания. И обижался. Как же так? Он со всей душой. А она? Воображает много! Нужна больно!
Накрутив себя такими мыслями, Костя сердито поднялся, уцапал лежащую на траве полторашку уже горячего пива и отошел в сторонку, хоть и не слишком далеко. Присел у развесистой ивы. Бутылка сказала «чпок!», и пиво вместе с пеной шустро устремилось на свободу. Но не преуспело, поскольку Костя был начеку.
Упавший на томское шардоне, почти вскипевший пенный напиток вскоре оказал бомбический эффект. За какие-то двадцать минут Костя оказался совершенно пьян. Но держал себя в руках. Упорно не смотрел в сторону зазнавшейся негодяйки и все лил и лил в себя хмельное.
Загрохотал вдалеке очередной поезд. Костя покосился на девушку и увидел, что она, выходя из полудремы, подняла голову.
Земля дрожала.
Кира села, а Костя вдруг взял и спрятался за старую иву. Будь он трезв, он бы ни за что так не сделал. Но теперь ему показалось забавным взять и исчезнуть. А вот пусть поищет и попугается, попереживает! А то ишь, цаца.
Из-за ивы Костя тихонько передислоцировался, под прикрытием камышей, к другому выходу на берег, метрах в десяти от Киры. При этом он озорно хихикал. Но про себя, чтобы не быть обнаруженным.
Когда, шурша осокой, он пробрался к самому озеру, его ждал полноценный сюрприз. На воде, буквально рукой подать, колыхались несколько почти полностью раскрывшихся белых кувшинок, что было почти невероятно в июне в этих широтах. Костя даже хорошенько протер глаза — уж не пьяный бред ли? Кувшинки остались на месте.
Вся злость и обида тут же исчезли. Надо сорвать кувшинки для Киры. И это будет тот еще фокус. Все сразу наладится. И потом они наверняка увидятся еще. А потом…
— Эй, волшебник, ты куда подевался? Поезд в Хогвартс скоро отходит! — голос Киры был спокоен и чуть насмешлив.
Костя моментально перепугался, что не успеет сорвать кувшинки и его обнаружат раньше времени. Он расстегнул ремень, принялся снимать узкие джинсы, прыгать на одной ноге, укрощая непослушную штанину, не желающую стягиваться. Наконец, пыхтя, как сердитый еж, он шагнул в прогретую солнцем воду. Шаг, другой по скользкому дну. Кувшинки совсем рядом. Он сделал еще шаг. Нога чуть ли не по колено ушла в ил. Парень потерял равновесие и с воплем плюхнулся в озеро. Начались постыдные барахтанья и попытки выбраться из иловой ловушки.
— Эгей, — послышалось из-за камыша. — Ты там купаешься? Я тоже хочу! Вода теплая? Или ты рыбачишь?
Но Костя уже рассвирепевшим бизоном выбирался на берег. Грязь покрывала его до самого тумблера и рукояток настроек. С мокрой насквозь рубашки текли ручьи. Он умудрился перемазать в иле волосы и лицо. В душе же его сноровистые черти разжигали жаркий огонь под немалым закопченным котлом. Таким он и предстал перед Кирой, которая выследила его по звукам, пустой пивной бутылке и сиротливо притаившимся в осоке джинсам.
Вышедшая к нему девушка всплеснула руками.
— Волшебник! Тебе еще рано осваивать телепортацию! Видишь, к чему это приводит! Стоило на полчаса оставить тебя одного…
Относительно серьезного тона Кира долго не выдержала и принялась заливисто хохотать.
Костя мрачно багровел и сжимал кулаки до тех пор, пока не осознал, что в правой руке что-то держит. Выяснилось, что одну, самую маленькую и жалкую кувшинку ему сорвать все-таки удалось. Правда, у нее был длинный стебель, который волочился за собирателем цветов по траве, как мокрый хвост. Но, как известно, стебель в кувшинке — далеко не самое главное.
Костя молча протянул цветок Кире. Та моментально перестала смеяться.
— Это мне? — спросила она, принимая цветок, и тут же, сноровисто орудуя цепкими пальчиками, попыталась пристроить его в прическу. — Очень мило. Ты за ним туда полез?
Костя молча кивнул.
— Нет, из тебя точно выйдет волшебник. Правда, тебя надо сначала отмыть. И… кажется, сударь, вы пьяны!
— Ничё я не пьян.
— Лжец, алкоголик и бабник!
— Чего это я бабник?
— Ну, я — баба. Ты здесь, со мной, а не на работе. Значит — бабник.
— Да я для тебя что хочешь сделаю! — нагловато заявил все еще хмельной Костя.
— Ой ли?
— Сто пудов!
— Тогда останови следующий поезд.
— Как? — не понял Костя. — На рельсы, что ли, лечь?
— Хочу тебя огорчить, но из-за лежащего тебя на рельсах поезд не остановится. Просто не успеет.
— А вот возьму и остановлю, — упорствовал Костя.
— Ладно, я пошутила. А за цветок — спасибо.
И тут произошла какая-то ерунда. Кира приблизилась к мокрому и жалкому Косте, положила руку ему на плечо, мимолетно чмокнула в перепачканную щеку, показала язык и тут же, не оглядываясь, быстро ушла к месту их импровизированного пикника.
Костя не сразу последовал за ней. Сначала, в первом приближении, приводил себя в порядок, потом втискивался в джинсы, которые не хотели налезать на мокрые ноги. Все это время с его лица не сходила идиотски-блаженная улыбка. С этой же улыбкой он вернулся к Кире.
Девушке, которая опять уютно устроилась на ветровке, улыбка не очень понравилась.
— Но, но, — заявила она, — ты это прекращай. Если кто увидит, подумает, что у тебя тепловой удар. Ты как вообще себя чувствуешь?
— Отлично. Никогда так хорошо себя не чувствовал.
— Тогда пора творить еще одно чудо, потому что воды ты наколдовать не догадался, а пить хочется безумно. Или уйдем уже?
— Нет, что ты! — испугался Костя. — Сейчас что-нибудь придумаем.
— Давай. Если поезд останавливать не будешь, а его уже, кстати, слышно, то сгоняй до магазина, без чудес, ногами. Денег дать?
Поезд.
Действительно, слышался слабый шум приближающегося состава, и уже первый раз легонько вздохнула земля.
Косте, пребывающему в состоянии индивидуального бессознательного, вдруг захотелось дурачиться, скоморошить, орать и хохотать. Он повернулся лицом к далекой насыпи, встал в позу, отдаленно напоминающую боевую стойку шаолиньского монаха, и скроил зверскую рожу.
— Узрите же истинное чудо! — завыл он. — Великий волшебник Коста да Нтин сейчас одной только силою могучей воли остановит этот жалкий поезд! Уберите от экранов женщин и детей!
Кира обреченно закрыла лицо руками. Ее плечи затряслись от смеха.
— Шабу-бабу-лабуда! — Костя интенсивно взмахнул руками и принял еще более эффектную позу, вперившись взглядом в только что показавшуюся вдали голову состава.
Состав был какой-то неправильный. Он состоял из совершенно одинаковых стальных грузовых вагонов серебристого цвета. Тянули его сразу три электровоза. Причем тянули как-то тяжеловато. Во всяком случае, с меньшей скоростью, чем те поезда, которые проносились по насыпи ранее.
А Костей окончательно овладел глупый азарт. Ни разу никто и никогда в поселке не видел, чтобы на этом участке перегона поезда стояли. Тем сильнее ему хотелось, чтобы именно этот состав взял и остановился.
Костя выпучил глаза, напрягся так, что, казалось, шевелились уши, и кричал про себя: «Стоять! Стой! Остановись! Я приказываю». Он мысленно строил перед поездом непреодолимые преграды, возводил высокие горы и щедро расплескивал широкие реки.
Поезду было все равно. Как шел себе, так и шел.
— Пожалуй, лучше все же учиться на дрессировщика, — заявила Кира, наблюдающая за пантомимой. — Медведи если со смеху не помрут, то сразу исполнят все трюки, лишь бы только ты прекратил эти кривляния. Папа рассказывал, что раньше у нас в храме был батюшка, который страдал эпилепсией. Как-то раз во время службы…
Закончить историю Кира не успела.
— А-а-а! Получилось! Смотри! Смотри!
Девушка обернулась и увидела, что странный поезд замедляет ход, явно используя экстренное торможение.
Костя прыгал от радости, а у Киры в груди почему-то нехорошо похолодело. Она решительно встала и отвесила волшебнику легкий подзатыльник.
— Прекрати быстро!
— Эй, ты чего?
— Ничего! Чему радуешься?
— Так я поезд остановил!
— И что? Ехал бы себе и ехал. Смотри, там что-то происходит.
Действительно, состав уже окончательно остановился. По насыпи вдоль вагонов забегали люди. Кажется, в камуфляжной форме, хотя из-за расстояния точно сказать было сложно. Некоторые фигурки активно размахивали руками, суетились. Другие казались собранными и деловитыми. Вот двое самых суетливых кинулись спускаться вниз по насыпи, но одновременно споткнулись и упали. Почти тут же послышались сухие негромкие хлопки, будто хворост ломали. Многие фигурки бросились к вагонам, а несколько подошли ближе к краю насыпи. Еще раз пощелкало-похлопало.
Костю кто-то дернул за штанину. Он опустил глаза и увидел, что Кира лежит лицом вниз на траве, пригнув голову.
— Ложись, дурак!
— Зачем?
— Стреляют же! Помереть захотел?
— Где стреляют? — не понял Костя.
Кира еще что-то говорила, но он уже не слушал, потому что во все глаза снова смотрел на поезд. Смотрел на то, как, словно створки диковинных раковин, раскрываются крыши трех серебристых вагонов. На то, как в образовавшихся проемах вырастают, неуклонно поднимаясь, словно алчные острые когти, готовые разорвать небо, зеленые массивные трубы.
За ногу ущипнули больно. Но Костя все стоял, даже тогда, когда одна из зеленых труб с яркой вспышкой выплюнула вверх длинную серую сигару. Негромко хлопнуло. Сорвались с придорожных деревьев птицы и рванули в сторону озера. Улететь успели не все. Совсем уж ослепительно сверкнуло, бабахнуло с ревом. Словно адское пламя облизало по бокам состав, и сигара стремительно рванула ввысь. А из выси падали на землю горящими искорками еще трепещущие птицы. Ласковая волна очень теплого, но не обжигающего воздуха со всей мочи приложила Костю в грудь, и он наконец непроизвольно сел.
И тут же получил по лицу.
Это была не пощечина. Кира приложила его вполне умеючи, так, что лязгнули зубы и мир перед глазами поплыл. Костя ошалело мотнул головой, а Кира схватила его за рубаху на груди и трясла — только пуговицы разлетались. Белая кувшинка в ее волосах сейчас смотрелась совершенно нелепо.
— Ты что сделал?! Что наделал?! Волшебник хренов! Назад. Верни все назад сейчас же! Пусть уезжает! Пусть чертов поезд уезжает!
В этот момент полыхнуло и громыхнуло второй раз. Еще одна сигара — родная сестра первой — наставила острый нос в сторону плотных белых облаков и унеслась. Над головами с криками пролетели остатки ошалевшей стаи птиц. Слышно было только их да еще удаляющийся рев ракетных двигателей. На озере стояла тишина. Застывший в ужасе пейзаж снова приласкала пусковая воздушная волна.
Кира перестала трясти парня. Она уткнулась ему в грудь, в остатки разорванной рубашки, и шептала, так что еле можно было разобрать:
— Что же ты наделал, Ваня? Как же мне тебя теперь найти? Теперь не найти. Теперь никому никого уже не найти. Никому и никогда. Костя, почему?
Костя хотел возразить, что он — не Ваня, но третья и последняя серая тень скользнула по синему небосводу вслед за предшественницами. И чем дальше она отдалялась, тем сильнее наваливалась на остающийся внизу мир кладбищенская тишь.
Костя провожал серую тень взглядом и бормотал пересохшими губами:
— Я волшебник. Я волшебник. Я настоящий волшебник…
Ярко-оранжевые полуденные звезды призрачно истаяли в небе.