Курьер

Курьер

Курьер говорил, смущаясь, как человек, который не может в маленькой комнате сделать нужного жеста. И профессор Лихошерстов думал о нём: «Серенький, как перепел». Курьер положил почтовый конверт на край стола и выюркнул из кабинета.

Взгляд профессора соскользнул с жёлтой почтовой марки на адрес: «Германия. Земля Баден-Вюртемберг. Университетская клиника Штутгарта».

А у меня, понимаешь ты, шанец жить…

Нож для бумаг полоснул конверт.

Дрожащие руки развернули письмо от врача-онколога, и профессор сделался похожим на только что постаревшую цыганку. Цыплячья желтизна перекочевала с почтовой марки в глаза. На лбу выступил пот.

«Шанец! Он, он лопнул… Я десять лет уже не курю, но лёгкие совсем не очистились… Такое чувство, что меня отодрали от жизни и что больше ничего, никогда не будет».

 

Давно звонил телефон, но профессор не отвечал — только слушал, не помня себя, всем перехваченным сердцем, затаив дыхание. Общение сделалось тяжёлой обязанностью, которая совершенно ему не по плечу.

И вдруг вызначилось:

«Разве я приручал горе приходить по свисту? Почему же оно явилось в день моего шестидесятилетия? Я доктор наук. Я почти сорок лет занимаюсь Маяковским, по сравнению с которым нынешние литераторы — это лишь «список убитых, раненых и пропавших без вести…» Господи, что я несу! Ведь у меня опухоль, а не шанец… Нет-нет, это наказание… Старший сын и первая жена… Они были оставлены ради той, которая теперь изводит меня, не пуская к сыну младшему… Я приношу несчастья, особенно тем, кого люблю… Эх, если бы я только мог любить…»

Лихошерстов помрачнел.

«В церковь бы сходить — молитву послушать. Но ведь чтобы услышать её, нужно внутренне замолчать, «залезть себе под кожу»… Нет, всё не то. А что же то? Болезнь и до тошноты одинаковые дни? Да, пока… не умру. Только вот не хочется! Все мы люди-человеки… Будем польку танцевать… Даже нищие-калеки не желают умирать…»

Неожиданно профессор скомкал злосчастное письмо и сказал:

Но я — человек. Я не желаю быть игрушкой на чьей-то ёлке. У меня есть такой же браунинг, как у Маяковского… И я сам поставлю «точку пули в конце пути»!

Только желание запротоколить, расследовать и разыскало в памяти Лихошерстова то, что он прошептал:

И в пролёт не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать…

«А всё-таки, была ли самоубийством смерть Маяковского? — спросил сам себя профессор и сам же себе мысленно ответил: «Вряд ли. Не тот психологический тип. Редкая внутренняя собранность. Волевой посыл. Всегда и во всём победитель — не побеждённый. Именно победитель. Зал свистит. Орёт. Он спокойно выходит и начинает читать. Громкоголосый. Минута-другая — тишина. Вскоре огромная энергия обстигает всех. И вот его уже пугаются, как тёмной комнаты… Нет, что-то не клеится… Ося и Лиля Брик служат в органах. Маяковский тяготится этим. Перед смертью к нему якобы тоже приходят люди в кожанках. Говорят громко. Резко. Потом — хлопок. Сильный… А Полонская — единственный свидетель для ОГПУ — то и дело меняет показания. Может, боится. Может, так от неё требуют…»

А к чёрту! — крикнул Лихошерстов. — Все версии кипят случайностями… Слышу лишь свисточный спор…

Профессор глянул в окно и оцепенел.

Слабое, винно-зелёное небо открылось. Тучи то ли ушли, то ли перелили куда-то густую темень. Университет очетырёхугольнился своими корпусами. Заменестрелили петли — охранники отворили кованые ворота.

«Скоро уборщица явится. Как же объяснить ей, зачем я здесь в такую рань? Да ничего, скажу, что сегодня заседание кафедры и надо подготовиться».

В дверь постучали.

«Странно, ведь Надежда Матвеевна не знает, что я здесь…»

Больше профессор не успел ни о чём подумать: дверь отворилась, и вошёл курьер. Не поздоровавшись, начал говорить. Говорил он быстро, спеша озвучить мысли, мелькающие в его сознании, сматывая и разматывая их, словно бечёвки.

— Профессор, вы должны встретиться с Маргаритой Николавной!

Какой Маргаритой Николавной?

Из научной библиотеки.

Ну да, есть там такая… Наделена красотой черно-бурой лисы…

Значит, и вы видите её в этом обличье… Вы должны… Должны с ней лечь.

Вы в своём уме?

Но вы не понимаете, профессор… Только так вы спасётесь. Она ведьма, она исцелит…

К любым чертям с матерями катитесь! Слышите?

— Врач из Германии отвёл вам полгода жизни. Я прав?

Откуда вы знаете? — затрясся Лихошерстов. — Вы читали письмо?

— Нет, конечно.

— Тогда объясните!

— Нечего объяснять, профессор. Нечего слова тратить.

Кто вы?

Кто я? А вы разве не узнаёте?

Профессор, не выдержав серого горящего взгляда, еле выговорил:

Да, кажется, узнаю…

 

***

 

В пятницу, через два дня после того, как Лихошерстов «лёг с Маргаритой Николаевной», ему позвонили из университетской клиники Штутгарта. Врач-немец, извиняясь, сообщил, что при обследовании медперсонал перепутал его анализы с анализами другого пациента и что он, профессор, совершенно здоров.