Журнальный мир

МИР ЗАТОНУВШИХ КОРАБЛЕЙ

Мир затонувших кораблей,

Твое молчанье мне по духу!

Здесь не умеют сожалеть

О том, что зарево потухнет,

Здесь память тиной обросла,

С глубин всплывая пузырьками,

Неся с собою адреса —

Неуловимые мельканья…

Зелено-серые штрихи,

Ошметки сгнившей парусины

Вплетаю я в свои стихи,

Что по-морскому пастой сини.

За акварелью акварель

В округлой рамке черной маски…

Но страх все ярче и острей,

Хоть не остры по цвету краски.

И мысль догадкой пронеслась:

«…а все же здесь не так уж тихо…»

Но тишина есть та же власть:

Топить в глуби любую прихоть.

А мне все грезится она —

Игра дублонов золотая,

Что смотрит россыпью со дна

На тень ныряльщика, пытаясь

Прельстить, вниманье поглотив

И утопить в соблазне этом.

Эй, равнодушные киты…

…киты, всплывающие к свету…

…и отвоевывая высь

Работой ласт, как плавниками,

Я говорю себе: «…вернись!..»,—

Тремя воздушными глотками.

МИСТЕРИОЗО

1

В ночной тиши, когда орган ветров

Листы дерев не гладит сочным звуком,

Выходит в сад беспомощно аукать

Несмелый гость сомнительных миров.

Я чувствую его по мотылькам,

Что слепо бьются в окна мезонина,

По шепотку уставшего камина

И не закрытым стареньким замкам

Холодных комнат, влажных и немых,

Где правит дух садовых ароматов,

А на столах разрезанным гранатом

Все стынет память… посредине тьмы…

В ночной тиши, когда протяжный бой

Часов напольных так потусторонен,

Едва справляясь с отведенной ролью,

Я ощущаю в сердце — перебой…

Пусть лучше — ветер, ливень затяжной,

Чем тишина пустых пугливых звуков…

Уж не меня ли в темных закоулках

Ночного сада стережет чужой?

2

Под зеленым фонарным плафоном,

В желтом круге уютного света,

Зачинает короткое лето

Пикало комариных симфоний.

Серо-мокрой бетонкой перрона

Прочертилось мое ожиданье,

Не тревожимое шутами —

Академиками ироний.

Сеет дождь непроглядное «завтра»,

С циферблата смывая цифры.

Фармазон, Жоффруа и Анцифер

Мне поют философию Сартра.

До вагона иду неспешно.

Две минуты несу в запасе.

Романтизмом болеть опасно

В этой алгебре тьмы кромешной.

Экзистенция чистого духа

Мне дает основание думать,

Что оценит сие Фортуна,

«Доброй ночи…» шепнув на ухо.

3

Волна скольженьем легкого глиссандо

Шумит в камнях, разбрызгивая блеск.

Скажи, приятель, Пушкин Александр,

Как влиться в русский культурогенез?

Здесь, на холме, я вслушиваюсь в ветер.

Здесь, над водой, я всматриваюсь в даль.

Брат эфиопа, русскому ответь мне,

Пронзая время, Пушкин Александр…

И слышу я дыхание поэта

В дыханье волн, с холма взирая вниз,

Где мнут ракушки звучных междометий

Босые стопы будущих актрис.

А может быть, виной тому стихия,

Что, возбуждая русское в душе,

Дает героям мужество Ахилла —

Не изменять веков на рубеже

Стезе людей, что путь ведут от Рода,

Даруя Солнце смуглым племенам.

Бушуй волна! С тобой одной Природы

Мой русский дух до капли и до дна!

ПРОГУЛКИ ПО ГИПЕРБОРЕЕ

Там, в бескрайних просторах морошковых тундр,

Где пасутся веками гранитные сейды

На коротеньких ножках, я скоро найду

Верный путь к океану по Солнцу, на север…

Там пологие горы синей синевы,

Там безумные нойды застыли в камланье

И ложатся на камни небесные львы,

Что еще именуются облаками.

Выйду я к океану и шумный прибой

Принесет мне друзей — удивительных крабов,

Что начнут мне рассказывать наперебой

О подводных мирах, с человеком на равных…

И проявится сон из глубоких времен…

И поднимется Меру над черной водою,

Открывая врата светловласых племен,

Простирающих вдаль лучевые ладони.

И гляжу я на них, целиком поглощен,

И… теряюсь в словах, проходя пирамиды,

Будто это не я был вчера «просвящен»

Ритуалом мурманского псевдосемита.

В этих снах я постигну не азбучный мир;

Будут собраны знания мною, подобно

Сбору клюквы на бусы. И греческий миф

По Хибинам свои отпечатает стопы.

Буду слушать я музыку гор ледяных,

Снежных рун по апрелю разгадывать знаки…

И саамский колдун с невысокой стены

Отзовется на свет: «Дуг лу галь Аннунаки^*».

В путь! на юг! по камням, по болотам-ручьям,

Проходя сквозь туман в неизвестное время,

Чтоб над тихим костром растворить в себе чай,

Погрузившись на час в травы цвета сирени,

Где оленьи стада, с легким стуком рогов,

Ковыляют по сопкам, съедая по строкам

Белоснежные коврики белых стихов,

Превращая стихи в угловатый петроглиф.

Я бы жил здесь веками, в холодной траве

Оставляя следы в виде тени и пепла…

Освяти же мне, Индра, чело меж бровей

Золотою Звездой заполярного неба!