Журнальный мир

Китай для нас, родившихся в 1950-е годы, был загадочной страной. Во многих семьях бережно использовали китайские термосы, аккуратно вытирались старыми китайскими полотенцами и донашивали нижнее китайское бельё. Всё это было осколками эпохи, когда «русский с китайцем – братья навек» были. Прошли годы, после развенчания Сталина, который сыграл главную роль в победе Мао Цзедуна, следующие небожители советского государства в лице Хрущёва и Брежнева в маоистской пропаганде стали называться «ревизионистами», и это – самое приличное слово из обильного китайского сленга в отношении северного соседа. Кульминацией всего стали боевые действия на острове Даманском. Но время шло… Умер Мао, потом ушёл и Брежнев. Интерес к стране «Китайских народных сказок», где когда-то правили мандарины, возрастал. К руководству страной пришёл Горбачёв, который стал налаживать отношения с соседями. Поездки за рубеж перестали быть экзотикой на уровне полёта в космос.

В конце 80-х у меня появилось сильное желание побывать в этой легендарной стране. Но как? Турпоездок в Китай не было. Приехав как-то в Москву, я зашёл в Дом дружбы народов, что на Арбате, где располагалось общество советско-китайской дружбы. Конечно, чисто формальное общение с каким-то сотрудником было «ни о чём». Значит, мечта побывать в загадочном Китае рушится? Как известно, утопающий хватается за соломинку, и таковой оказался для меня журнал «Китай» на русском языке. В те годы издавались журналы стран социалистического содружества – «Польша», «Венгрия», «Румыния» и т. д., в том числе и «Китай», хотя он и не вписывался в эту систему. Адрес на русском был такой: Китай 100044 Пекин. Редакция журнала «Китай». Думаю, в знаменитом рассказе А. П. Чехова «Ванька» адрес был приблизительно таким же, но без индекса.

Ждать ответа пришлось не долго – всего полгода. «Уважаемый председатель Харламов», – писал работник редакции журнала «Китай» Цзя Хуайнчей (в то интересное время я организовал кооператив «Природа», где был во всех лицах, начиная от чернорабочего и заканчивая председателем, почти как Мао). Далее этот сотрудник редакции писал, как его друзья в Харбине заинтересованы в контактах, и что он «хотел бы стать посредником в развитии отношений между нашими странами».

События развивались по авантюрному сценарию. Этот так называемый «председатель Харламов», работая для поддержания семьи ещё и дворником, уговорил своего школьного друга Вовку Вахрущева, закончившего юридический факультет и живущего в ещё не отсоединившемся тогда Казахстане, включиться в эту затею.

Вовка приехал в Томск с большим чемоданом. Открывает его, как фокусник, и достаёт потёртое драповое пальто, чеснокодавилки, фетровые шляпы, какую-то машинку на батарейках. Я в недоумении: «Володя, это куда?». Друг мой смотрит на меня свысока: «Темнота… Это самый ходовой в Китае товар». Идём в местные томские магазины, кроме чеснокодавилок да нескольких досок для разделки овощей с росписью ничего не находим.

Со всем нашим незатейливым скарбом садимся в поезд «Москва – Пекин», в Иркутске даю телеграмму примерно такого содержания: «КНР Пекин, журнал «Китай» встречайте такого-то».

И вот мы в столице Поднебесной. Выходим вместе с соседями-пассажирами из вагона. Их встречают, мы остаёмся одни на пустой платформе. Постояли, подождали, молча побрели к выходу из вокзала. Вышли. Вот он, Китай, во всей красе: китайское броуновское движение, масса народа, все на ходу что-то громко говорят. А нам что делать? Остаётся только ждать… Ни адреса, ни телефона, знаю только, что приглашение из какого-то уезда Яньчин недалеко от Пекина. На двоих – лишь два ангела-хранителя, которые даже в далёком Китае не должны бросить, и, конечно, госпожа удача. Прошло около часа, а вот и она – удача. Из подъехавшей машины выскочил молодой высокий парень: «Вы – Харламов?». Начал извиняться за опоздание. Садимся в машину и едем через весь громадный Пекин, через Великую китайскую стену, проходящую севернее столицы, въезжаем в красивую долину с фруктовыми деревьями, где вдали виднеется городок (по китайским понятиям), тот самый Яньчин, руководство которого нас и пригласило. Машина остановилась около небольшой гостиницы, поднялись в уютный номер. Наш переводчик, назвавшийся Гошей, тот самый сотрудник журнала (китайские переводчики обычно берут какие-нибудь русские легко произносимые имена; его настоящее имя Цзя Хуайчен, думаю, мы бы долго запоминали), предложил располагаться, а сам поехал за руководством.

Мы сели на кровати, я посмотрел на Вовку и спросил: «А ты не знаешь, зачем мы сюда приехали? Сейчас придут солидные люди, руководители этого уезда, которые нас пригласили, они ждут от нас деловые предложения по сотрудничеству, а мы что им можем сказать? У нас кроме твоих фетровых шляп да чеснокодавилок ничего нет». Вовка загадочно улыбнулся и вытащил из чемодана большую картинку, на которой был изображён бронетранспортёр. Наша страна ещё называлась СССР, шло реформирование армии, и воинская часть где-то в Казахстане продавала желающим кое-какую военную технику, сняв с неё вооружение. Вовка уже продал несколько бронетранспортёров, один из них, незадолго до Китая, продал в наш верхнекетский леспромхоз, мы вместе ездили убеждать директора, что им без бронетранспортёра ну никак нельзя обойтись.

Но вот открывается дверь нашего номера, и входят несколько прилично одетых китайцев, руководители уезда. Гоша нас представил. Китайцы выжидательно посмотрели на нас, мол, с чем приехали. И тут, как говорится, «Остапа понесло». Предложения, включая продажу прошлогоднего снега, посыпались как из рога изобилия. Вовка разложил на кровати свой броневик и тоже принялся убеждать, что без него в уезде невозможно обойтись. Прослушав все наши предложения, китайцы, в свою очередь, предложили спуститься в ресторан, где для нас уже был накрыт стол. Впервые увидел я своеобразие китайского ресторанного обслуживания. Круглый стол, на котором в центре – небольшая круглая подставка, вращающаяся, куда официанты выставляют различные чисто китайские яства: какие-то овощи, грибы, «дикая трава», варёные медузы, маленькие кусочки мяса и прочее, – в основном экзотические для нашего глаза и желудка блюда. Больше двадцати всевозможных закусок на небольших тарелках по кругу этого вращающегося стола не помещается, и тогда одну тарелку ставят на другую, а гостеприимные хозяева поворачивают постоянно всю эту китайскую гастрономию, указывая: «Вы ещё это не пробовали. Ну как?». Всё это пиршество, естественно, сопровождается бесконечными тостами. Китайцев было человек 5–6. Встаёт первый, самый главный (это уж позже я разобрался, кто есть кто), и, обращаясь ко мне как к «руководителю делегации», долго говорит о том, как он долго нас ждал и как рад встрече, и т. д. в этом же духе. Под конец длинной речи он заявил, что из уважения ко мне он выпьет два раза, и, добавив неизменное в таких случаях «камбей» (что-то наподобие нашего «поехали»), выпивает, крякнув, эту небольшую рюмку и переворачивает вверх дном, показывая, что выпито всё. Я как тостуемый стою рядом и проделываю то же, все внимательно смотрят на нас, а нам тут же наливают по второй этой специфичной китайской водки с очень своеобразным запахом, производимой из гаоляна (злак наподобие сорго) по древним рецептам. Выпиваем по второй, садимся, я пытаюсь палочками зацепить что-то съедобное с того круглого стола, но вот уже встаёт следующий тостующий, и всё повторяется. После нескольких тостов гостеприимных хозяев встаю я, «глава советской делегации», и говорю о том, что долгие годы между нашими странами были сложные отношения… (потом как-то один из китайцев рассказывал мне, что служил в те годы на границе и их учили русским фразам типа «идите кушать рис», призывая к сдаче в плен, вместо, например, грубого немецкого «рус, сдавайся»). Говорил я о том, что теперь всё должно пойти по-другому, и что я рад встретить здесь радушных гостеприимных хозяев, процитировав в заключение популярного в то время как в Китае, так и у нас Дэн Сяопина: «Неважно, какого цвета кошка, главное, чтобы она умела ловить мышей».

Встреча прошла очень тепло, китайцы проводили нас в номер, а на следующий день предложили нам программу с посещением различных фабрик, расположенных в уезде, а также наиболее значимых достопримечательностей Пекина, включая прогулку по Великой стене. Выделили нам небольшую сумму юаней на мелкие расходы, а Гоша организовал в нашем номере распродажу всего привезённого барахла, позвав обслуживающий персонал гостиницы. Между всех этих дел я обратился к нему с вопросом, не разочаровалось ли руководство в нашем приезде, на что получил ответ: «Не беспокойся, Сергей, всё нормально идёт, приглашение было моей инициативой, и я перевожу то, что надо».

Утро в гостинице у нас начиналось ровно в 7 часов. За окном раздавалась громкая музыка и недалеко на площадке довольно большая группа китайцев дружно приступала к зарядке. Вечером пожилые тётушки на этой площадке проводили разминку перед сном, скандируя какие-то рифмы.

Китайский менталитет сильно отличается от нашего, и это бросалось в глаза. Например, когда китаец хочет показать, что какое-то блюдо ему нравится, он начинает усиленно чавкать, уж не говоря о благородной отрыжке после сытного обеда, такой, чтобы все слышали. Начальственные кабинеты, в которых я бывал, не отличались большими размерами, а плюнуть себе под ноги хозяин кабинета считал в порядке вещей. Часто в углу кабинета стояла панцирная кровать. Когда я спросил, для чего это, на меня посмотрели как на ненормального: «Как для чего? Чтобы после обеда отдохнуть». Одного начальника пришлось долго ждать в его кабинете, спрашиваю у переводчика: «Где он?». Ответ: «На партсобрании». Решил пойти поискать его на территории. Вижу отдельно стоящее здание, подошёл, заглянул в дверь и увидел картину из нашего не так уж далёкого прошлого. Небольшой зал, в глубине которого на сцене длинный стол, покрытый красной материей, за столом сидят несколько человек, в том числе и мой начальник, на стене над ними большие портреты основоположников – Ленин, Маркс, Энгельс и, конечно, «великий кормчий» Мао. Все сидевшие в зале внимательно слушали докладчика, только один на заднем ряду сидел боком и безучастно смотрел по сторонам; заметив меня, заглянувшего в дверь, он удивлённо и вроде бы с подозрением уставился на меня. Я поднёс к губам палец, мол – тихо, и показал тем же пальцем на трибуну, давая понять: туда лучше смотри, – и закрыл дверь.

Политические разговоры мы не вели, портреты Мао на каждом шагу, как и его статуи, как будто бы и не замечались, но ощущалось всеобщее уважение к нему. Китайская коммерческая жилка ощущалась во всём. В одну из следующих поездок в Китай, будучи уже без всякого сопровождения, я зашёл на одну из самых больших площадей в мире – Тяньаньмэнь – «врата небесного спокойствия», такое же название носят ворота в Запретный город, над которыми висит громадный портрет Мао. Место это считается, подобно нашей Красной площади, сердцем китайского народа. Кроме громадного здания Дома народных собраний, в противоположной стороне от Запретного города установлен мавзолей Мао, а за ним многочисленные сувенирные лавки, продающие всё, что связано с «великим кормчим» и с его мавзолеем. Вспомнил свою вьетнамскую поездку в Ханой, где утром нашу группу привезли на центральную площадь с мавзолеем Хо Ши Мина. И если в Пекине очередь желающих посмотреть на мумию Мао была какая-то будничная, то в Ханое всё выглядело иначе. В очереди стояли в основном крестьяне, которых, видимо, привезли из деревень, в простой одежде и с коническими шляпами нон из пальмовых листьев на голове. Ощущалась какая-то торжественность, волнение этих простых людей от ожидания встречи с любимым на севере Вьетнама дедушкой Хо.

Наше расставание с вновь обретёнными в Китае друзьями-товарищами было очень тёплым, с предложением ответного визита. И он последовал почти через год.

Тогда китайцам было очень сложно выезжать за пределы страны, разрешались лишь поездки по приглашению для обмена опытом. 19 ноября 1992 года газета «Томский вестник» поместила заметку: «12 ноября китайская делегация уезда Яньцин нанесла визит заместителю председателя горсовета Г. Я. Шапиро. Интересовало её налаживание контактов в области туризма и торговли». Статья рассказывала об этих переговорах в сегодняшней мэрии, которые были одними из первых в истории современных российско-китайских отношений на томской земле.

Этот приезд китайской делегации был не последним, были потом и другие. Мы ездили с ними в Новосибирск, Москву, Санкт-Петербург. В группы входили главным образом люди, связанные с производством, чаще всего директора небольших предприятий. Профессиональные интересы гостей я старался удовлетворить, организовывая встречи на наших предприятиях. В одно из таких посещений «Томских мельниц» китайцы предложили руководству поставить оборудование для производства лапши. В свою первую поездку в Китай в поезде «Москва-Пекин» я обратил внимание, что китайцы наливают кипяток в различные ёмкости и что-то там помешивают. Уже в уезде мы посетили фабрику, где выпускали «умную лапшу», как называли её китайцы, пиньинь по-китайски. Удивила простота производства. Это даже не фабрика, а небольшой цех, в котором установлен большой чан для замешивания теста, из него по транспортёру движется тестообразная масса, которая режется, просушивается и упаковывается буквально за минуты. На выходе сидят женщины, быстро укладывающие готовые брикеты в небольшие коробки. Одну такую коробку подарили мне. Я привез её в Томск, и эти китайские диковины раздавал друзьям, объясняя, что так это не едят, а надо сначала положить в миску, залить кипятком и, подождав минут пять, есть. Ничего подобного у нас тогда не было.

Предложение китайцев не вызвало интереса у руководства наших мельниц, вкладывать деньги в оборудование, которое неизвестно, оправдает ли себя, не было желания. К тому же понятие «валюта» ещё не было в обиходе, как и у китайцев. Приезжая к нам, они везли то, что можно было продать, получив за это рубли. В первую поездку китайцы привезли пуховики, которые уже не пользовались спросом, набиты они были пухом вперемешку с перьями, которые постоянно сваливались вниз, нам с трудом удалось всё это быстро реализовать, деньги нашим китайским друзьям нужны были для дальнейшей поездки в Москву и С.-Петербург и на другие расходы. В наших магазинах с очень скудным в то время ассортиментом китайцев интересовало очень немногое – механические часы, бинокли, да ещё электробритвы. С ними приключилась забавная история. В Центральном универмаге Новосибирска они решили купить бритвы «Бердск», видимо, для подарков. Брали по нескольку штук, и продавщица возмутилась – стала отпускать только по две штуки в руки. Я пытался объяснить этой работнице советской торговли её неправоту, но она стояла на своём. Пришлось и мне приобрести пару для так и не понявших смысла этой истории китайцев.

Конечно, мои поездки в Китай и общение с китайцами не сделали меня специалистом-китаеведом, но дали представление, что наш южный сосед, называющийся по-китайски Чжунго, или «Срединная страна» (в смысле – центральная, главная), во многом себя таковой и ощущает, а её трудолюбивый народ многого добьётся. Что мы и наблюдаем сегодня.