Невесёлый цирк

Невесёлый цирк

* * *
Нет и не было на свете столько травы,
Столько света на землю не пролилось –
Так сильно любил бы Вронникова, но увы,
Познакомиться только с Петрушкиным удалось.

Поэтому рыбы в кротовьих шкурах везде снуют,
Шевелят почву реки и качают плод
Луны и лодку и когда-нибудь нас убьют,
Уже ударили в голову и живот.
Но в основном, в голову, так что вот.

А мы почти что викинги между тем,
За вычетом драккара, храбрости, силы, мля,
Зато, у нас, как у викингов, нет проблем,
Но есть ощущение движения и корабля.

Ведет нас в никуда серебристый мрак,
И он нас без сомнения приведет
В некий бесславный, невыразительный буерак,
Этакую подземную парковку во тьму и лед.

Привет Мальчишу! Побегут облаков стада.
Салют Мальчишу! Пароходики на реке.
Все превращается в землю и воду, ну а вода
Шевелится, как пленка на парнике.

 

* * *
Сначала яблони, как мухи,
Стоят обклеившись глазами,
Почти готовые как будто,
И с хоботками.

Затем пустоты и скелеты,
Темнот глубины,
Темнот глубины, трафареты
И паутины.

 

* * *
В этом месте собрано всё: и дурдом, и паб,
Задний двор с запахами бензина и ацетона,
И синагога, чья менора, как краб,
И набережная, в которой больше бетона,
Чем непосредственно катящей воды реки.
Если долго стоять, ожидая кого-то, имея причину,
Появляется чувство, что, как и местные рыбаки,
Так же показываешь зевакам свою недвижную спину.

В таких местах, где собраны Асклепий, и Дионис,
И даже своеобразная павшая Троя,
И столько других, что список стремится вниз, –
Местность легко обходится без героя,
Она почему-то сама собою сильна,
Архитектура – этакий синтез мифа, леса и пашни.
Если долго стоять, то видно, как немаленькая луна
Медленно отползает от наконечника телебашни.

 

* * *
такимяпонскимсплошнякомзаделаемстишок,
чтоббылпочтинеразличимгайдзиноввзглядовдля.
глядетьвокнонаэтотснег, набелыйафтершок
гораздопроще, чемкогдатымёрзлаяземля,
когдатыстелешьсявокругнамножествоконцов,
когдасэнгокутеньлежитсовсемневtotalwar,
ишахматы, нонетфигур, амножествопесцов
стоятповсюдувместоних, абольшеничего.

ивот, поканеначалось, хотяиначалось,
хотязакончилосьдавно, едвалистартовав,
тыгенки, генки, а длянихнесуществуетось
дивана и других осей. лишьвэтомтыиправ.
притомважнанеправота,
апростонекийбред,
чтомирспасетнекрасота,
чтосекс – подобиекрота,
чтопроникаетонтуда,
куданеможетсвет.

 

* * *
С этой некрасотой отошедшего ото сна,
С этими дырками в воздухе, будто в сыре,
Лес напоминает магнитофон «Весна»
Портативный Эм-двести-двенацать-эс-четыре.

Лежбища шашлыков, торфяник уже горит,
Пенсионеры палки для шведской ходьбы достали,
Всё находится в пионерском кипении – в ручьях гепатит,
Комары – везде, в травах – Ixodidae.

Ощущение от происходящего, что слиты в одно
Безумия Франкенштейна и Вилли Вонки,
Предметы вокруг сломаны и заброшены, но
Зацеплены через ременные передачи и шестерёнки.

И вроде знаешь: плёнка склеена, лес обманул,
Не можешь отыскать зацикливание трека,
Как на краю восприятия словом становится гул,
Так на краю зрения дерево становится человеком.

 

* * *
Если бы этим льдом говорить,
А снегом молчать.
Это движение,
Способное источать
Не только мелькание, точащее чёрный воздух,
Но и печать.
Игра с зимой не может наскучить и надоесть
За полное перекапывание доселе знакомых мест,
За деревья, которые на миллион умноженный чёрный крест,
За фонари, излучающие сварочный треск.
Пути исчезают, их снова мостят,
Ощущение, будто Евклиду мстят
За свежий запах бинтов, медицинских ват,
В котором он не виноват.

На все живое и мёртвое кинута сеть,
Требуется усилие, чтобы не ожить и не умереть,
Вороне нужно каркнуть перед тем, как взлететь.

 

* * *
Благодаря Мизулиной, мать твою,
Викторианские ощущения – солдатики, корабли,
Мальчики делят бабки, баба творит херню,
Так что содрогается часть Земли.

Разве что бремя русского человека совсем в другом,
В том, что он как бы не русский и едва
Человек, но пыль под собственным сапогом,
Сам себе «Бигль» и Галапагосские острова.

Время копаться в меловых отложениях, динозав-
Ров кости находить и отпечатки следов.
Самое интересное, что Дарвин опять неправ,
Собственно, был неправ, да и был таков.

Эволюции нету. Бледненький старичок
И те, кто с ним, и застёгнутая манда
Как-то умудрились скатить мой высокий слог
До следующей пошлой сентенции, господа:

Ничто не меняется под этим небом даже слегка –
Вечная переправа с обширным списком коней,
Давайте соберёмся и скинем режим Каа,
Новый питон хотя бы моложе и веселей.

 

* * *
Поэзия, говорят, такой невеселый цирк,
Или как если бы Тарковский снимал ситком,
Допустим, Чендлер вспоминает родителей, и, кувырк,
В эпизод вставляют «Зеркало» целиком.

Довольно уныло, но взгляда не отведёшь,
Вроде как чёрная и медленная вода,
Лежащий кот, либо лежащий ёж,
Либо другая животная красота.

Либо ребёнок смотрит в телеэкран,
Откинувшись на диване, пульт под рукой,
По экрану скачут свинья, пингвин и баран,
Но комната полна скукою и тоской.

Ребёнка зовут, и он уходит во мрак,
Оставляя всё на своих местах,
Стихи на читателе отпечатываются, как
Диванная ткань на детской заднице и локтях.

 

* * *
Воду покинув, наверно, больной,
Как кашалот,
Выбросится на берег очередной
Семнадцатый год.

Дело не в том, что верхи не хотят
И т.д. Просто налей.
Проигнорировать трудно, ребят,
Свой юбилей.

Будет веселье – салют, и батут,
И иго-го,
И алеуты опять набегут
За мясом его.

Ну а покуда скачи как блоха,
Веселый пиит.
Книга горит не затем, что плоха, –
Затем, что горит.

 

* * *
Человек впадает в религиозный полуэкстаз,
Это связано с тем, что он уходит в запой
Тоже какой-то неполный, поскольку раз
В день что-то там курится над трубой.

Пахнет разогреваемым тушняком,
Громко играет музыка по ТВ,
Какая-то отечественная, с которой как ни знаком,
А всё равно она не останется в голове.

Осенью завершая этот духовный трип,
Человек удивляется, что почему-то цел,
Ощущение, что попал на дагерротип,
Всё это время сидел, в объектив смотрел.

Осы летают толстые, как шмели,
Картошка выкопана, человек оброс бородой,
Половину лета небо дотягивалось до земли
Долгой водой.

 

* * *
То, что не возбуждает нас, делает нас сильнее:
Физика, химия, хотя точно не химия, другая фигня,
Вроде рекламы IKEA, жёлтой аллеи,
Движущейся, как эскалатор в течение дня,

Я тоже не возбуждаю, и нужно быть дураками,
В жизни, помимо этой, полно и других забот.
Например, сидеть на подоконнике и зачем-то двумя руками
В пальцах удерживать яблока круглый плод,

Не однотонный, а с таким тигровым окрасом,
Кто-то из нас об этом подумал, но не сказал.
На обратной стороне белеет кратер с яблочным мясом,
Ещё продолжающий пениться, как нарзан.