О самом неназванном…

О самом неназванном…

* * *
Память – первооснова.
Забвения нет –
зарождается слово,
возгорается свет.

Пусть душа обозначит
своё существо –
отчего она плачет,
поёт отчего.

 

* * *
Тихо идти по ночному пути,
не различая пути.
Встретить старуху,
киоск обойти,
лёгкое тело нести.

Просто идти под дождём без затей,
тихо идти из гостей.
Медленно думать
о жизни своей,
или о смерти своей.

 

* * *
Пусть снегом занесёт поля,
покроет тополя…
Милее белая земля,
чем чёрная земля.

Я ничего не понима,
гляжу, схожу с ума.
Мне ближе белая зима,
чем чёрная зима.

Пусть жизнь смещается в Рунет,
пусть оправданья нет,
пусть снег смешается и свет,
как ласка и привет!

 

* * *
Не торфяник – время тлеет,
жгут мобильные звонки.
Кто своею кровью склеит
двух столетий позвонки?

Мрут поэты, не собаки!
Во сырой лежат земле
все российские – во мгле,
все советские – во мраке.

День раскинулся весенний,
словно песенка без слов.
Где вы, Лермонтов, Есенин,
Маяковский, Гумилёв?

Мир наполнен голосами
ветра, птиц, небесных тел.
Над лугами, над лесами
чистый спутник пролетел.

Поезда летят на Киев.
Чей на стыках вспыхнет стих?
Неужели есть такие?
Неужели нет таких?

 

Credo

о хлебе насущном
о небе
о белых его облаках
о юности жгучей потребе
о той что звалась Таиах

о снах
о трамвайном билете
о доме родном и пустом
о солнечном свете
о лете
загадочном и золотом

о ветре
густом и упрямом
о бабочке с красным крестом
о самом незримом
о самом
неназванном
самом простом

 

* * *
День идущий
и ветер летящий,
время,
дремлющее в песке,
возникающий свет,
уходящий,
жизнь,
висящая на волоске.

 

* * *
Над радостями, над слезами
заколосится забытьё…
Всегда открытыми глазами
смотри в грядущее своё.

Ну, если даже и случится, -
что, как блаженному, орать?
Всю жизнь приходится учиться
творить, любить и умирать.

Оставь другим цветок и камень,
забудь на вешалке пальто,
иди с открытыми руками
в великолепное Ничто.

 

* * *
…И только утиный косяк
на небесном пейзаже,
и только заката
последняя алость.

Всё выжжено временем,
и ничего не осталось

от русской картины –
пустые, как соты, деревни,
от русской поэзии –
самая малость.

 

* * *
Непогода, ноябрь на Руси.
Мать уехала в Борисоглеб.
– Отче наш, – прошепчу в небеси,
про насущный напомню, про хлеб.

Это было полвека назад,
это вспомнилось только сейчас.
– Отче наш, не Твои ли глаза
на меня посмотрели, лучась?

Тяжело протекали века,
колокольня устала, звоня.
– Отче наш, не Твоя ли рука
эти годы хранила меня?

На поруганный храм погляжу,
на прозябшее это жнивьё.
Ничего я Тебе не скажу
в оправданье своё.

Отче наш! Я плохой ученик,
растерял я друзей и подруг,
прогибаются полки от книг,
отбивается сердце от рук.

 

Стишок

Созерцанье – удел королей,
тихой мудрости чистый источник.
Ну, хотя бы слезинку пролей
на берёзовый этот листочек!

Ты проснулся, встревожен и смят,
на большой деревянной постели,
там, где тёмные сосны шумят
и кричат по ночам коростели.

Что-нибудь сотвори, надыши,
соверши своим чувствам возгонку.
Ну, хотя бы рукой помаши
улетающей жизни вдогонку!

Хорошо в подмосковной глуши,
от восторга замрёшь, онемеешь…
Ну, хотя бы стишок напиши,
если ты рисовать не умеешь!

 

Плёс

Церквушка сбежала с откоса,
простой деревянный причал…
И всплески весла возле Плёса,
и как теплоход прокричал –
ты вспомнишь.

В метели, во мраке
то лето привидится вновь,
красневший, как ягодка, бакен,
приблудной собаки любовь.

Ты вспомнишь посёлок рыбачий,
купание местных наяд,
и этот влюблённый собачий,
почти человеческий взгляд.

 

Образок

Ни двора и ни кола,
только дух и только сердце,
да за приоткрытой дверцей
Мирликийский Николай.

Я – блаженный стихотворец,
мироплаватель земной.
Ты – Никола Чудотворец,
путешествуешь со мной.

Нет ни дочери, ни сына,
только жизнь, и все дела.
Ты не гневайся, уж, сильно,
Мирликийский Николай.

Жизнь с любовью и тоскою,
выпавшая мне разок..
…А под правою рукою
положите образок.

Может жизнь прошла не зряшно?
Мне с Тобою – по пути,
мне с Тобой не будет страшно
тьмы загробные идти.

 

* * *
Пока я думал о тебе –
на ветках почки распустились,
и в небе облака сгустились,
и майский дождь запел в трубе,

и проплывали корабли
в свои неведомые дали,
и все влюблённые земли
о встрече будущей мечтали,

и шёл серебряный старик
среди Гоморры и Содома,
и раздавался первый крик
в просторной мастерской роддома.

И чудеса происходили
в природе, в городе, в судьбе
пока столетья проходили,
пока я думал о тебе.

 

* * *
там на родине угрюмой
где стоит ещё сельцо
где глубокой русской думой
затуманено лицо

где давно уже не пашут
где по две недели пьют
то ли плачут то ли пляшут
то ли песенки поют

где аксаковскою прозой
я болел четыре дня
где под старою берёзой
упокоена родня

потому что в эту среду
с кондачка ни дать ни взять
я опять туда приеду
только что мне там сказать

где поэт я и мессия
где народный я герой
где кончается Россия
за Зимиловой горой

 

* * *
Выходит жизнь была на самом деле,
а не полёт безудержных часов.
Все эти годы, месяцы, недели
шла перекличка взглядов, голосов.

Текла река,
………….звенели птичьи трели,
шумел народ у рыночных рядов.
Росли деревья и огни горели
на улицах бессонных городов.

Существованье смыслом начинялось,
величием рождений, свадеб, тризн.
И после ночи утро начиналось,
и после смерти начиналась жизнь.

 

Рассвет

И снова осень, что беда.
Октябрь несносен.
– Куда уходите, года?
– В сиянье сосен.

Зачем глотать ядрёный квас,
и стричься, бриться…
«Деревья, только ради вас…»,
как говорится.

Покуда очи не смежу
под ваши «лайки»,
я откровенно расскажу
всё, без утайки,

всё, что привидится в окне,
в холодной сини,
в просвете, в световом пятне
моей России.

 

* * *
Житейское поле возделано,
идут затяжные дожди…
Так много в итоге не сделано,
такая зима впереди!

Вновь, артезианскою скважиной,
грядущий взрывается миг.
Так много не спето, не сказано,
больших не прочитано книг!

Так много от прожитой начерно,
от маленькой жизни (увы!),
осталось живой, нерастраченной
и неразделённой любви!

Так много тропинок не пройдено,
так томно кричат журавли
над бедной единственной родиной,
где дни моей жизни прошли!

 

* * *
Вспомнится стих заветный –
и хорошо душе.
Тёмный ты или светлый?
Не различить уже.

Шум городских окраин,
внутренний непокой.
Поздний ты или ранний?
Разницы никакой.

Зимний ты или летний?
Не различить голоса.
Старость, рубеж последний,
взлётная полоса.

 

* * *
поскольку глаза заполняли лицо
смывая приметы случайные
а в левом – надежда
а в правом – винцо
но всё-таки оба печальные

а руки лежали тяжелым свинцом
лежали как вёсла причальные
на левой – кольцо
и на правой – кольцо
и оба кольца обручальные

 

Инскрипт

Поле перешел,
перешел межу…
Вот и хорошо.
Вот и ухожу,

век прожив без прав,
в темноте прозрев,
смертью смерть поправ,
жизнью жизнь согрев.