Журнальный мир

О словах и бабочках

В начале было слово… Корявое такое, прошамканное старухой, считающей мелочь. Брошенное вскользь парнем, который, в общем-то, никогда и не нравился. Выцарапанное на полях старой библиотечной книги.

В нём была жизнь… Да едва теплилась, на самом деле, подумаешь – слово. На упаковке печенья тоже слова написаны, да не абы какие: длинные, сложные. Что, сразу – жизнь? Но из слова рождается она. Идея. Подобно гусенице, она окукливается, превращается в слизь, перестраивается, варясь в собственном соку. Хорошая идея выбирается из кокона прекрасной бабочкой. Плохая… ну, что ж, для мира каждая мошка важна. Твоя особенно, да.

Вдохновение – это та самая идея, случайно влетевшая птицей в окно. Ну или бабочкой в ухо, если так больше нравится. Вроде прекрасное создание – изящное, нежное. Но присмотрись – крылья рваные, летит криво, усы неприятно щекочут твой мозжечок. И какой бы она ни казалась идеальной, по-настоящему прекрасной её сделает только кокон. Туда её, туда – перевариваться, изменяться, дозревать. А там, глядишь, из неказистой капустницы получился довольно величественный махаон. Ну или не очень величественная моль, если что-то пошло не так.

Ты достаёшь эту бабочку из головы и пытаешься запечатлеть её образ на белом листе. О нет, убери булавки! Бабочка ценна не своими крыльями, а тем, что с их помощью она умеет летать. Вот так, да, разжимаешь ладонь и смотришь на её порхание. Запоминаешь. Можешь попытаться проанализировать её полёт, схемы умные начертить. А можешь не тратить время и послушать меня.

Наблюдай за ней. Почувствуй её. Стань этой чёртовой бабочкой. Закончил? Нет, не думаю. Теперь выпускай вторую. А потом третью, правильно. Дальше считать не намного сложнее, так что справишься самостоятельно.

Настало время посмотреть на то, что получилось, и признать, что танец полупрозрачных бабочек превратился на бумаге в рой навозных мух. Ну или чего похуже. С этого момента ты начинаешь всё исправлять: вытягивать тельца, перекрашивать крылья, уточнять траектории. Если ты слишком талантлив, избавишься даже от запаха. В конце концов может получиться то, что ты видишь своими глазами. Ах, бабочки приказали долго жить? Ну что же ты так неаккуратно.

И вот после монотонного, всепоглощающего, прерывистого, надрывного повторения всех этих действий у тебя на руках будет оно. Слово.

Теперь можешь нести его людям.

Хотите чаю?

Вы помните, как появились на свет? Я тоже нет. Лишь одна яркая вспышка: много людей, кто-то меня рассматривает и тычет тёплым и мягким пальцем прямо в горло. Неприятно. Потом эти пальцы потянулись куда-то вниз, и меня снова накрыла тьма.

Очнулся я уже в небольшом помещении, отделанном немного старомодно на мой вкус. Мне по душе что-то более функциональное: ну, там, лампочки, кнопки. А меня поставили рядом с какими-то толстыми брошюрами в твёрдой оболочке. У меня тоже такая была когда-то, своя, но тоньше и полезнее. Я как-то заглянул в одну из таких толстушек – жуть! Какие-то странные слова вроде «интерпретация», «метатекст». Больше я старался к ним не приближаться, и при каждом удобном случае плевался на них кипятком – не нравились они мне всё-таки, уж слишком заносчиво переливались их бока под светом огромной лампочки, висящей где-то снаружи. А уж их имена и вовсе раздражали меня. Длинные, захочешь выговорить – не сможешь! Впрочем, ко мне это относилось в меньшей степени, а люди спокойно звали их, брали в руки и перелистывали. А меня по имени никогда не звали – лишь «чайник» да «чайник». Так же звали ещё нескольких людей, которые приходили и, заламывая руки, что-то объясняли у большого стола. Кто-то из них, взглянув на меня, бросил, что имя моё уж больно женское. Не знаю, что это значит, наверное, что-то плохое, так что я старался всегда поворачиваться носом – тогда и имени не видно. Но чаще меня просто отворачивали, упирали этим самым носом в угол, и, чтобы не отключиться со скуки, мне приходилось слушать людей, которые приходили в эту комнату.

Постепенно я начал понимать. Во-первых, я понял, что я не человек. Об этом я догадывался изначально, всё-таки мало между нами сходства. Во-вторых, оказалось, что я нахожусь в месте под названием «кафедра». За дверью было ещё одно помещение, наверное, что-то большее, частью чего была «кафедра», но я не особо представлял, как такое может быть. Я познакомился с зелёными проводами, расставленными по всей комнате, – оказалось, это растения. Странные ребята – спросили у меня, когда распущусь. Распуститься – это значит вытянуть вверх цветной комочек, похожий на скомканный лист бумаги, и вертеть им во все стороны. Развлечение не для меня, хоть я и пытался. Но получилось только выплеснуть кипяток.

Самое главное, я понял, зачем здесь стою. Раньше я как-то не задумывался об этом, но люди постоянно говорят о каком-то «предназначении», «судьбе». Я так понял, что это о функциях человека, только названия у них другие. Вот моя функция, а значит, моё предназначение – кипятить воду. Люди потом наливают её в небольшие ёмкости и сыплют что-то тёмное или бросают туда пакетик с чем-то шуршащим. Как я понял, если что-то сыплют — это называется кофе, а если опускают пакетик, то это чай. Люди пьют это и становятся добрыми, весёлыми, бодрыми, если они не одни. Иногда кто-то сидит в одиночестве, обняв руками ёмкость с чаем или кофе и смотрит в никуда. Странное дело, на глазах у них тоже появляется вода, но я так и не понял, как люди это делают. А главное – зачем?! Я ведь стараюсь, воду для них кипячу, а они… Э-эх…

Люди постоянно уходят и приходят, такие уж они непостоянные. Некоторые меняются до неузнаваемости, некоторые остаются прежними, но те лишь висят в квадратиках на стене и молчат. Они больше похожи на меня. Помню, как их убрали, вынесли все книги, меня запрятали. Страшное было время, даже вспоминать не хочу. Но потом мне выделили личную плоскость и назвали это «полка». Ну, теперь просторно будет!

На «кафедре» многое меняется. Появляются и исчезают растения, прыгают с полки на полку книги, скалят зубы и выпускают из глаз воду люди. Обо мне говорят, что я не изменился, говорят, «как новенький». Но я чувствую, что когда-нибудь уже не смогу утешать и бодрить людей. И тогда, наверное, меня унесут в другое место. Надеюсь, что там не будет темно и сыро – но уж как повезёт. Думаю, не стоит кипятиться по этому поводу раньше времени.

А пока – хотите чаю?