Журнальный мир

У геологов

Когда на много километров

Блестит безлюдным снегом путь,

Меня несет попутным ветром

К палатке встречной – отдохнуть.

И зря ее коварно прячут

Сугробов пышные стога:

Над лиственницами маячит

Антенны хрупкая нога,

А параллельно тонкой струйкой

За нею тянется дымок:

Сейчас, наверно, у «буржуйки»

Ребята дуют чифирок!

Через минуту мы знакомы.

– Коллега?

– Точно!

– Лешка, дров!

Я чувствую себя как дома

Среди веселых голосов.

Пока над чаем обжигаюсь

И над буржуйкой руки тру,

Фидель, чему-то улыбаясь,

На «ля» настраивал струну.

Здесь по-ребячьи бестолково

Все вещи переплетены:

Брижит Бардо и Терешкова

Глядят с фланелевой стены.

Здесь, чтоб любить иль ненавидеть,

Не надо пуда соли есть:

Одну лишь песню вместе спеть,

Один огонь в глазах увидеть

И можно сердцем все прочесть!

1964

«Серый, как тундра…»

Я не против сравнений смелых,

Но к земле, что любить привык,

Разве можно приклеить серый,

Наспех выдуманный ярлык?

К той земле, где зимой, хоть тресни,

Птицы гнезд себе не совьют,

Где ребята такие песни

У костра впятером поют,

Что забудешь про все печали,

Не заплачешь в любой беде,

Где не выгонишь солнце ночами

Из сиреневых сопок. Где,

Грохоча в перекатах быстрых,

Прорывается Рысь-река,

Где не всякий еще транзистор

Ловит голос материка,

Где махровый ковер непрочен

И отчаянно трет сапог,

Выжимая из спелых кочек

Желтовато-коричневый сок.

Комариной молитвой нудной

Ночь беззвездная уплыла.

Тундра, тундра, была ты трудной,

Только серою – не была!

Ночной аэропорт

Ко всем чертям летели сроки кубарем:

Рвалась геологическая рать

К работе, но южак велел ей у моря

Погоды ждать.

Апапельхино¹ полыхало звездами,

Пронзала высь зеленая спираль,

И в проводах гирляндами примерзлыми

Звенела сталь.

Звенели сталью жилы напряженные,

Мучительно хотелось улететь…

Но не смогли глаза завороженные

Зеленого сияния стереть.

1963

Посадка

Лётчику В. Крамову

Семь дней не появлялся самолёт.

В тайге пурга затравленно бесилась,

Под шинами трещал анюйский лед,

И ни одна машина не пробилась.

Кончалась горсть последнего пшена.

Еще в поселке не решались верить,

Что наглухо закрыла тишина

Распахнутые ураганом двери.

Всю ночь бульдозер чистил полосу,

Назойливо надоедая спящим.

А рано утром воздух полоснул

Рев «Аннушки», на выручку летящей.

Десяток лиц, закинутых тревожно,

Завороженно чертит круг… другой…

Единый вздох: посадка невозможна!

Единый выдох: дует «боковой»…

Они, конечно, летчика поймут:

В его руках сохранность самолета,

Ну, повздыхают молча и уйдут

С теодолитом в сопки, на работу.

Никто из них сегодня не споет

Про глобус и про тесную палатку,

Про то, что смелость города берет.

Но… самолет

выходит

на посадку?!

К земле прижавшись, ветер поджидал,

Как снайпер, приближения мишени.

Его сторожевой – девятый вал

На фюзеляж готовил покушенье.

И вот машина брошена уже

В прямоугольный лист диагональю,

Визжат уж лыжи в жутком вираже,

К ногам сугробов отшвырнув аварию.

Умчалось эхо за Аян-Урях…

Вот показалась меховая роба,

Пилот согнулся в низеньких дверях,

Как вкопанный. Застыл перед сугробом…

Когда он выпрямился во весь рост,

Ни у кого недоставало силы

Задать один, всех мучивший, вопрос:

«А если бы площадки

не хватило?»

1964