Журнальный мир

С тем, что «каждый пишет, как он дышит…» едва ли кто-то возьмется спорить. Другое дело — обретение и даже осознание этого самого «дыхания», даже если изначально оно даровано свыше. И дальнейшее умение не сбиться с избранного ритма, не утратить глубину вдоха и откровенность, искренность выдоха, в угоду мимолетным, но столь порой заманчивым, корыстям и модным веяниям, той же скороспелой популярности. А ведь подобное не столь уж редко происходит, иногда почти спонтанно, исподволь, уж больно притягательны и безусловно приятны успех у публики, аплодисменты, медийная известность, премии и звания, и, как следствие, желание автора соответствовать достигнутому «уровню», попросту нравиться всем и каждому раз за разом… Но вот когда «от радости в зобу дыханье сперло», обычно все и заканчивается, и нет уже, глядишь, самобытного автора, одна сплошная «…мать-эстрада в книжной лавке Смирдина», не имеющая с истинным творчеством ничего общего. К чему это я веду, спрашивается? А к тому, господа мои, что относительная трудность сразу заявить о себе во всеуслышание частенько и помогает провинциальным авторам получить некоторую, если угодно, «прививку от популярности», выпестовав в себе свое собственное дыхание, свой особенный голос, свой неповторимый почерк и стиль, и главное — ответственность за созданные произведения, основанную на глубоком понимании того, а зачем он, поэт или прозаик, все это пишет?

Литература и в частности поэзия Русского Севера всегда отличалась самобытностью, глубиной и не показушной, а истинной силой, идущей от самой земли, от корней, от многих и многих поколений предков, эту землю освоивших и живших на ней в трудах и борениях. И вместе с тем — разнообразием, ибо даже географически Русский Север — понятие весьма обширное: Кольское Заполярье, Карелия, Вологодчина, Архангельская земля… Я вовсе не собираюсь грешить какими бы то ни было классификациями, прежде всего территориальными, напротив, хочу подчеркнуть, что жизни человеческой и творческой огромные расстояния не помеха, и общность интересов и нравственных установок стирают возможные границы, помогают одолевать любые препоны. Примеров тому сколько угодно: рожденный в архангельском селе Николай Рубцов, призвавшись на военную службу, проходит ее на Северном флоте, далее учится в нашем Кировском горно-химическом техникуме, а затем уже вплоть до трагической своей кончины живет и творит в Вологодских краях. Также архангельская девушка Ольга Фокина по окончании литинститута приезжает жить и работать в Вологду, где и ныне здравствует, став замечательной, ярчайшей русской поэтессой. И опять-таки мезенский помор из старинной деревни Семжа Виталий Маслов связывает свою жизнь с Мурманском, где создает неповторимые романы и становится зачинателем государственно-церковного праздника — Дней славянской письменности и культуры. А сколько литераторов, уроженцев иных российских краев и областей, связало, пусть даже на время, свою жизнь и судьбу с высокими широтами, создав здесь свои первые значительные произведения! (Да тот же совершенно изумительный и неповторимый Юрий Казаков! Или несгибаемый никакими испытаниями, неугасимый в своем даровании Николай Тряпкин!). Повторяю, подобным примерам несть числа, потенциал северных литераторов не иссякает, прирастая молодыми дарованиями и новыми именами. Понятно, что рассказывать сразу обо всех невозможно, поэтому…

На фоне признанных мастеров поэтического слова Архангельской земли, таких, как Александр Логинов, Елена Кузьмина, Ольга Корзова, Галина Рудакова, Елена Галимова, Александр Росков (к глубокому прискорбию уже покинувший этот мир) совершенно не затерялась, но выросла, окрепла и уже очень весомо заявила о себе Ирина Кемакова из села Кречетово, что расположено на юге Архангельской области, в Каргопольском районе, на границе с Вологодскими землями. (Кстати по соседству, менее чем в ста километрах , в старинном, чудесном, Каргополе бытуют уже упоминавшийся Александр Логинов, родившийся, к слову, у нас в Мончегорске, и прекрасный прозаик Александр Киров. Впору бы вычислить количество литераторов на единицу площади!). Это самая, что ни на есть, русская северная глубинка, корневой и стержневой край для многих поколений русских людей, и разошедшихся по белу свету, и оставшихся, подобно Ирине, верными малой своей родине. Она родилась в северной деревушке Медведево на том же Каргополье. В три года дедушка научил ее читать. С той поры книга постоянный спутник в жизни Ирины, она даже мечтала одно время стать библиотекарем. Но закончила педагогическое училище, затем Поморский государственный университет… и возвратилась к истокам, в милые сердцу края.

Тишина во дворе и палящий полуденный зной.

Разогретые доски крыльца. В палисаднике вишни.

Поле в мареве зыбком и светлый березник стеной —

Дорогие для сердца картины из жизни давнишней.

Улетала из дома — призывно журавль поманил

И растаял бесследно в огне лучезарной денницы.

На чужой стороне потекли неприметные дни.

Чтоб не так тосковалось, давно прикормила синицу.

Днем не вспомнишь о доме, а в ночь — как с войны инвалид:

Поработал бы всласть, только где там! Обидно — нет мочи.

…Наконец соберешься — и старенький «ПАЗик» пылит

По грунтовке, а сердце от радости выпрыгнуть хочет.

Промелькнет в голове, что вернулась в положенный срок,

Что душа не подвержена пошлой усушке-утруске.

Погостишь — и назад. Мать харчей соберет в узелок

И в слезах на прощание вслед перекрестит по-русски.

Стихотворения Ирины Кемаковой, по своей основной профессии — учителя русского языка и литературы, очень органичны, и уже одной только лексикой способны привлекать и завораживать. Автор порой использует слова северного диалекта, впрочем не злоупотребляя ими, но придавая стихотворным строкам искреннюю теплоту и неповторимый, истинно народный колорит:

Все — от мала и до велика — 

Называли Настасью тетой^*.

Хоть казалась старуха тихой,

Но кипела в руках работа.

Ей любое дело посильно — 

А мала, худа, вся в морщинах.

Говорила: «Да я двужильна,

Покрепчай любого мужчины.

Не смотрите, что я старуха!»

А с замужеством не сложилось,

Прожила всю жизнь вековухой 

И с чужими детьми водилась.

Поначалу нянчила брата,

А потом — его деток и внуков.

«Я на внуков порат^** богата», —

Говорила другим старухам…

Такие стихи не могут быть искусственно (пусть даже искусно) «сколоченными», вымученными, насильственно притянутыми к теме. Только бесконечная любовь и неиссякаемое душевное тепло могут быть движущей силой поэта, создающего подобное. Казалось бы на первый взгляд ничего особенного, но почему-то слезы на глаза наворачиваются от истории жизни простой русской женщины, труженицы, отдавшей без остатка душу свою и сердце родным и близким людям. В этом и состоит особенная ценность поэзии Ирины Кемаковой, она пишет о том, с чем связана кровными узами, она очень хорошо знает, что и как сказать, оттого и стихи ее не надуманы, они от родной земли и от людей, на этой земле живущих. В 2015 году в Архангельске в издательстве «Лоция» вышла книга стихов Ирины Кемаковой «Вот так и жить», были публикации в районной и областной прессе, в журналах «Двина», «Иван да Марья», «Лава», альманахе «Брусника», коллективном сборнике «Поклонимся великим тем годам». Осенью прошлого года поэтесса стала кандидатом в члены Союза писателей России. По словам Ирины: «Первые стихи о ромашках и шмелях написала в детстве. Потом, как многие, писала в юности, но надолго забросила сочинительство. Вернулась к литературному творчеству уже в зрелом возрасте…». И это ничуть ей не повредило, напротив, по-моему, очень даже помогло, ибо сформировалось поэтическое направление, да и сама поэтика вызрела, обрела убедительность и ту необходимую однозначность, что исключает пустые постмодернистские «красивости» и абсолютна лишена авторского самолюбования. Да, можно сказать, что творчество Ирины Кемаковой тяготеет к традиционной «тихой лирике», но в том-то и есть его главная ценность! Писать таким образом весьма непросто и только истинным поэтам это под силу — после потрясающих стихотворений Рубцова, Фокиной, Соколова, Передреева, суметь отыскать свое слово и сказать так, как никто до тебя не говорил.

Катится луна головкой сыра

На горбушку черного зарода.

Ночь тиха, но холодно и сыро,

Густо тянет прелью с огорода.

Звезды до утра сверкают остро

Над колючей щеткой чернотала,

Над ручьем, от палых листьев пестрым.

Спит земля, раскинувшись устало.

Распростерлась, темная, немая,

В родинках стогов, в еловых гребнях

И морщинах тропок,— ей до мая

Отдохнуть теперь настало время:

Труд окончен, сделано немало.

Зимы здесь, на Севере, суровы —

Бережно парчовым покрывалом

Землю уберет Господь к Покрову.

Ирина Кемакова — негромкий, но очень чистый и убедительный голос родного края, соединила в своей жизни две благородные стези: сельской учительницы и русского поэта. Нелегкая доля, но зато не довлеет над ней ироничный и горький приговор Анатолия Передреева «…и города из нас не получилось, и навсегда утрачено село». Я уверен, что выбор Ирины вполне сознателен и оправдан, и в дальнейшем все у нее получится и сложится должным образом. Она ведь сама сказала: — Вот так и жить… Правильно жить, не беспамятно, но благодарно, ощущая за собой поддержку ушедших поколений своих пращуров, чьим радением и досталась тебе эта земля. Вопроса с лирическим героем или, правильнее говоря, героиней, для Ирины очевидно не возникало вовсе… Она возникла спонтанно, однако не из ниоткуда, она — нас­тоящих крестьянских кровей, несущая в себе лучшие черты русского трудового сельского жителя, любящего свою землю без внешнего надрыва, но так мощно и глубоко, что никому не дано исковеркать и уничтожить сие светлое чувство. Оттого-то и речь ее настолько поэтична, легка и невымученна.

По крестьянской привычке до света встаю, 

Обряжаюсь в охотку. Без щучьих велений 

В печке с треском веселым займутся поленья, 

Старый кот запоет у шестка на краю. 

Как говаривал дед, у хозяйки худой 

До обеда дымок из трубы не струится. 

Над сервантом на фото любимые лица: 

В темной кофте бабуся, мой деда седой. 

В этот час предрассветный особую связь 

Ощущаю с крестьянской своей родословной 

У огня русской печки и без суесловий — 

Со времен стародавних, без устали длясь, 

Эта связь не прервется, хоть годы пройдут. 

То, как дратва, груба, то ажурна, как прошва, — 

Это связь поколений грядущих и прошлых 

С настоящим — и счастье, что я в том ряду. 

Это счастье, что в доме есть русская печь. 

Даже солнцу сквозь стекла в морозных узорах 

У тепла ее греться совсем незазорно. 

Дров подкину. Суббота. Блины время печь. 

Наверное не стоит рассуждать о правомочности деления поэтических стилей или даже школ на, скажем, «почвенную» и «городскую» и какие-либо еще. Важно то, что при всей относительности и условности любых делений, упомянутые все-таки есть, что, впрочем, вполне естественно, ведь разнятся приемы и способы раскрытия тех или иных тем, да и сами творческие направления имеют свои приоритеты и провозглашенные цели. Однако же индивидуальность любого творца всегда подчеркивает условность любых делений и классификаций, и внутри одного направления двух одинаковых художников едва ли найдешь. Ярким примером этому является творчество моего коллеги по Мурманской областной организации СПР, мурманского поэта и прозаика, Ильи Виноградова. Горожанин по рождению, ежедневному месту пребывания и по роду занятий (Илья — журналист, корреспондент информационного агентства ИТАР-ТАСС, окончивший физмат Мурманского педагогического университета и экономический факультет Академии управления и экономики в Санкт-Петербурге), Виноградов очень часто выступает как поэт — аналитик, точно формулирующий волнующие его вопросы и честно, непредвзято, пытающийся найти на них ответы, стремящийся докопаться до самой бытийной человеческой сути.

Неба покрывало,

Простыня земли,

Город спит усталый,

Приобняв залив.

Сопки, как подушки,

Брошены кругом —

Пышные подружки,

На одной — мой дом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Восхожу степенно —

Бок у сопки крут! —

Клавиши ступеней

Под ногой поют.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мне привычна с детства

Лестничная круть —

Никуда не деться.

Некуда свернуть:

Все низины топкие,

Выстужен залив…

Жизнь — сплошные сопки,

Дальше — край земли.

Примечательно, что Илья Виноградов в начале своего творческого пути был отмечен как прозаик, и первая его книга, увидевшая свет в 2011 г. — сборник рассказов «Невидимые диктаторы». Интересная, кстати, получилась книга, неоднозначная, с неожиданными фантасмагорическими сюжетными поворотами,— сказывалось пристрастие автора к поэзии. Он и тогда вовсю писал стихи, но так уж вышло, что поэзия накатывала «вторым темпом», впрочем, вполне оформившейся и зрелой.

Осень. Полночь. Нервы на пределе.

Далеко еще до первой зорьки.

Из какой темницы прилетели

Стаи мыслей, сумрачных и горьких?

Крик без слов, вопросы без ответа,

Чуть задремлешь — растрясут, разбудят:

Вдруг не встречу больше я рассвета?

Вдруг рассвета над землей не будет?

То ли ветер воет, то ли выпи.

Дам полцарства за рассвета каплю!

Но покуда ночь до дна не выпил,

Тонешь, к тьме прикован, точно к камню.

Мыслей яд опасней яда кобры,

Сердце замерло курком на взводе…

Говорят, лишь искренним и добрым

Черных мыслей ночью не приходит.

Поэтическое творчество Ильи Виноградова не раз отмечено на престижных литературных форумах, таких, как Всероссийский межвузовский — «Осиянное слово» им. Н. С. Гумилева, Международный Каверинский конкурс, областная литературная премия им. К. Баева — А. Подстаницкого. Суховатый и даже несколько педантичный стиль поэтической аналитики для Виноградова не единственный, он может быть и тонким лириком, сохраняя и в лирических стихотворениях некую философскую ноту.

В заботах пролетают будни,

Расписанные по минутам:

Любовь так радостно и трудно

Беречь и ограждать уютом.

Но память — неземная сила —

Нашепчет, что еще недавно

Любовь защиты не просила,

А ограждений и подавно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ты сегодня смеялась во сне.

Я в ответ улыбался полночи:

Так светло в темноте было мне,

Словно смех этот счастье пророчил.

Пусть полгода снега за окном,

До весны не хватает лишь малости:

Чтоб не только во сне, но и днем

Беззаботно, как в детстве, смеялась ты.

Журналистская хватка Ильи не может не сказываться на его творчестве, и поэтому во вторую его книгу «Сокровища бедных» вошли не только стихи и рассказы, но и путевые заметки о поездке в Индию. А в 2016 году в Петербурге был издан новый стихотворный сборник Виноградова «Русский ген печали». Он по хорошему тематически эклектичный, причем разнонаправленность , как ни странно, создает ощущение гармоничности и закономерности поэтических пристрастий автора, человека вдумчивого, не склонного к пустой крикливости, стремящегося соотнести присутствие сиюминутного и вечного в повседневной жизни, уже во многом определившегося с поэтической стилистикой и эстетикой. Такой вот он «горожанин», Илья Виноградов, не суетливый и основательный, и в поэзии, и в жизни.

Отплакала капель.

Прошла пора лихая,

Когда и сквозь асфальт

Цветы спешат на свет.

Алеет лета плод,

Под солнцем набухая,

И клонит к сентябрю

Тугую года ветвь.

Мне по душе шагать,

Изгибам речки вторя,

Далек ли будет путь —

Я не грущу о том,

Пока хватает сил

С судьбой до хрипа спорить

И разума, чтоб ей

Довериться потом.

Пока приметен Бог

В парящей птичьей стае,

В цепи случайных встреч,

В тиши предгрозовой —

Я прошлого листы

С тоскою не листаю:

Мол, лучшее прошло,

И больше стороной.

Сгорит в багряном день,

Утонет в черном вечер,

И вызреет рассвет

В ночи на самом дне.

Как верный шанс того,

Что даже смерть не вечна,

Что наша жизнь — лишь день

Из вереницы дней.

Наряду с любыми направленческими «подразделениями», вполне естественно и логично, если художник, проводящий большую часть своего времени в городском ландшафте, творчески ориентирован и на пейзажную лирику, и на сюжеты деревенской жизни. (Можно долго и с пристрастием разбираться, чем же сие обусловлено, но такой анализ лежит за рамками данной статьи.) И в поэзии мурманской поэтессы, также моей коллеги по Союзу писателей России, Екатерины Яковлевой присутствуют яркие тому подтверждения. Для Екатерины вполне естественно такое обращение к родной земле, к своим корням, истокам. Оттого и стихи ее столь свободны и откровенны.

Уродился Гриня дураком.

Кирзачи надев на босы ноги,

Ходит по деревне с батогом,

Словно странник по большой дороге.

То поет, кривляется, как шут,

То заплачет, в рукава сморкаясь,

Пожалеют мужики, нальют,

Из бутыли, если что осталось…

Порвана рубаха на плече,

И соседи выгнали за двери.

Кто ему, бедняге, и зачем

Этот путь бессмысленный отмерил?

Муча сухарем беззубый рот,

Он пойдет походкой воробьиной…

Вновь детей безжалостный народ

Забросает окна его глиной.

Жалобно наморщено лицо,

Волосы нечесаные в сене…

Он вздохнет и сядет на крыльцо,

И гармонь поставит на колени.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Он в минуту эту не один,

Будто кто с небес его приметил…

Эх ты Гриня, Гриня, божий сын,

И тебе есть музыка на свете.

Творческую уверенность Екатерина обрела уже довольно давно, ее путь в поэзии складывается вполне удачно, она автор двух стихотворных сборников — «Неба не­земное притяжение» и «Дай мне целое», вышедших в Мурманске соответственно в 2003 и 2015 г.г.; причем обе книги отмечены премиями, первая — областной им. К. Баева и А. Подстаницкого, вторая — всероссийской им. А. Дельвига. Стихотворения Яковлевой публиковались и в «Литературной газете», в журналах «Наш современник», «Север», «Иностранная литература и искусство» (Китай) и другой литературной периодике. Она также лауреат Всероссийского форума «Осиянное слово» им. Н. С. Гумилева и конкурса «Неопалимая купина» им. Е. Курдакова, участница первого двустороннего форума молодых писателей Китая и России, проходившего в 2015 г., и Шанхайской писательской программы 2016 г. Как видите, достижений хватает, но ведь не ради титулов и званий написаны, например, вот такие строки:

Пролистали последние главы

Года старого, заперли дверь.

Ради нашей с тобою забавы

Лишена жизни юная ель.

Поутру разбредаются гости,

Свечи слепнут, допито вино.

Только ветер зашелся от злости,

Горсти снега швыряя в окно.

Мы же чуда не ждали, не так ли?

Не признаюсь, и ты промолчи…

Мы с тобой в этом глупом спектакле

Так бездарно сыграли в ночи!

Осыпается темная хвоя,

Отгорел фейерверков пожар…

От глухого предчувствия горя

Бьется вдребезги елочный шар…

Лирика Екатерины Яковлевой, конечно, не замыкается лишь на пейзажных или сельских сюжетах, напротив, она разнообразна, своеобычна и насыщена мощной энергетикой, зачастую скрытой или даже не намеренно сдерживаемой самой творческой манерой, поэтическим почерком автора. И то сказать, совершенно не обязательно стремиться писать всегда «на разрыв аорты», а сердечный подтекст ведь никто не отменял.

За тщету прошлой жизни отныне дано

За сплетеньем чернеющих веток — окно…

В нем живой, ровный свет, различимый едва,

Так пронзительно прост, как молитвы слова.

Мнится мне: все, что будет и было давно-

Сон и морок, а подлинно — только окно,

Где проросший сквозь тьму, свет явил благодать…

Не оспорить его никому, не отнять.

При всей сдержанности и поэтическом такте Екатерина — человек тонкий, остро чувствующий, отсюда и глубина душевных переживаний, определяемая волнующими ее жизненными коллизиями, и отношение к слову, внимательное и бережное, вследствие чего и глубоко личные мотивы в стихотворениях близки и понятны читателю.

От меня дорогою — мир измерь,

И в самой дороге ищи отраду.

Я тебя прошу: ты отныне верь,

Безоглядно верь и дождю, и саду.

Верь деревьям. Каждому верь листу!

Голос ветра радостен и негромок.

Верь большой реке, и над ней — мосту.

И тому, что шепчет во сне ребенок.

Но не верь, что стрелки моих часов,

Обездвиженных, погруженных в кому,

Вдруг разбудит гул не твоих шагов,

Разносящийся по пустому дому.

И не верь, что песню твою другой

Пропоет, коверкая и фальшивя,

И тому, что я унесу с собой

На губах остывших чужое имя.

И все-таки Яковлева — коренная Кольская северянка, родившаяся в г. Заполярный, окончившая в 2009 г. Мурманский гуманитарный институт, психолог по специальности, прекрасно поэтически раскрывается прежде всего, как мне кажется, в таких вот стихах:

Вечер тянет бабу Надю

Сесть за пяльцы в уголке,

Вышивает баба гладью

Клевер на льняном платке.

Вспоминает: в сорок пятом,

За извилистой рекой

Собирали с младшим братом

Клевер красный луговой.

Слаще он всего на свете!

Огоньком горит в руках!

И свистит-гуляет ветер

В детских, впалых животах…

Развалился — эх, предатель! —

Туесок с прогнившим дном.

И догнал их председатель,

По лопаткам бил кнутом…

Тот трилистник незабвенный —

Цветом крови на платке.

Снится бабе: немец пленный

Клевер варит в котелке.

Творчество Екатерины Яковлевой — яркий пример симбиоза поэтических школ и направлений, от такой универсальности стихи ее только выигрывают, завоевывая широкую читательскую аудиторию. И мне остается лишь искренне пожелать ей удачи на этом пути, дабы суметь все-таки определить для себя некую главную «директрису поэтической стрельбы», что, впрочем, неизбежно произойдет при условии настойчивой работы талантливой поэтессы над собой и своими произведениями.

Мои молодые коллеги занимают достойное место в ряду поэтов Кольского края, и главное — свое собственное место, являясь достойными продолжателями поэтических традиций, заложенных в свое время Владимиром Смирновым, Виктором Тимофеевым, Владимиром Семеновым, Борисом Романовым, Александром Милановым, и далее — Николаем Колычевым, Дмитрием Коржовым, Александром Рыжовым и другими яркими мастерами поэтического русского слова. Замечу лишь, что Илье и Екатерине еще предстоит окончательно определиться с лирическими своими героями, придав их образам и внутреннему содержанию окончательную четкость и наполненность.

В одной статье обо всем, происходящем в поэзии Русского Севера, не расскажешь, и о всех достойных ее представителях не поведаешь. Надеюсь, что открыв данную тему на страницах журнала, мы и в дальнейшем продолжим знакомить читателей с творчеством северян. В моем повествовании я старался максимально подчеркнуть достоинства представляемых поэтов, их лучшие творческие качества, и вовсе не стремился «цепляться» к недостаткам. Да, таковые можно обнаружить при желании, все ведь люди, все человеки, но и критике все же есть свое время и свое место. А сейчас рассуждать, например, о хромающих иногда метрике и ритмике стиха, о не всегда оправданных инверсиях, не вполне точных метафорах, а порой и довольно спорных образах и сравнениях, или еще о чем-либо подобном, право не стоит. Технические недочеты и даже художественные ошибки вполне поправимы, и непременно устранятся в процессе дальнейшего творческого роста героев данного повествования. А в том, что лучшие стихи у Ирины Кемаковой, Ильи Виноградова и Екатерины Яковлевой еще впереди, сомневаться, по крайней мере на сегодня, не приходится.