Предзимье

Предзимье

Стихи

* * *

Уже темнеет, копится

По окнам синева,

И печь на кухне топится,

И в ней гудят дрова.

С вязаньем мама горбится,

Лелеет кот усы…

А за стеною в горнице

Ударят вдруг часы,

Качнется все, закружится,

И дом заполонят

Предметы, вещи… С улицы

Войдут отец и брат.

И все как раньше вроде бы,

Как много лет назад.

Так почему же родичи

Мне не глядят в глаза?

Я с табаком и спичками

Во двор — утишить грусть,

Себя отравой пичкаю

И в дом не тороплюсь.

 

…Я слез своих не скрою

И горя своего:

Сейчас я дверь открою,

А в доме — никого.

 

* * *

Все чаще и чаще мне снится

Родная деревня в степи:

Беленые избы, забытые лица,

Калитка, как прежде, скрипит.

И августа терпкость густая,

Полыни горчайший настой,

Гусей говорливая стая

Над скошенною полосой…

Так близко, так явственно, вроде

Все можно потрогать рукой —

Скирду, что стоит в огороде,

И бочку с водой дождевой…

Но сон растворится, как в дыме,

В горячем степном мираже,

Где были с тобой молодыми,

Куда не вернуться уже.

И радости нет в пробуждении —

Вот горе еще от ума —

Преследуют, как наваждение,

Исчезнувшие дома…

 

* * *

Я, робея, входил в этот праздник лесной,

Вспоминая утраты покинутых мест,

Где любимых берез белоствольный оркестр

Рассыпал свои древние гаммы окрест

И дрожал между веток их звук голубой.

Я в листву превратился, я множеством стал,

Этим ворохом шумных осенних повес…

Я себя ощутил — что я весь этот лес,

Приподнявший себя до высоких небес

И горевший в степи, словно желтый опал.

Я до вечера вместе с листвою шептал

Шелестящий мотив из березовых грез,

И ожи́ли восторги ребяческих слез,

Размывая пророчества смертных угроз,

Но усиливал ветер осенний хорал…

А потом вдруг оглохшее эхо с утра,

Тишина от корней и до голых вершин,

Ностальгический приступ — ты снова один…

И последний полет золотых паутин,

И опавшей листвы под ногой мишура.

 

* * *

Хотел бы создать я стихи,

С лицом моим старым несхожие,

О, первая вишня в цвету!

Басё

 

Февральчик, февраль — молодой паренек,

Ты солнышка мне покажи уголок,

Да так, чтобы я из окна увидал

В буране веселый прогал…

И чтобы, ударив в промерзшую дверь,

Я прыгнул с крыльца в голубую метель,

В середку, где солнце прони́зало снег

И синим столбом поднимается свет…

Февральчик, февраль, подними меня выше,

Туда, где не бесится ветер над крышей

И видно на тысячу ливней вперед,

Где прячется в травах весенний восход

И сердце степное надеждой живет…

 

 

* * *

В марте месяц совсем как иголка,

Истончился почти что на нет,

Он висит над далеким околком

И из прошлого сеет свой свет.

Там ночами вздыхали просторы,

Оседали снега средь полей

И призывно звучали валторны

К дому рвущихся лебедей.

Я вернусь в эти дали и сини,

Стану к озеру с мокрым лицом.

Здесь, под яром, мы сено косили

С молодым и веселым отцом.

Мы смеялись, кричали, шутили,

Поднимали все выше скирду,

В небе ястребы древние плыли

Через древнюю Кулунду.

Детский сон под березовым яром

Безмятежен и нежен, как шелк,

Это место отец наш недаром

Для работы и сердца нашел.

Нас потом разметало по свету,

Братья, где вы? Смогли ли забыть?

Вот мы спим среди сладкого лета

И нас мама не хочет будить.

 

 

* * *

А скоро по селам, по селам,

По голым прозрачным лесам

Первый снег голубым новоселом

Заживет, и привычное нам

Станет новым, другим, непривычным.

И народ оседает в домах.

Звуком тоненьким и синичьим

Открывается наша зима.

 

* * *

Ура, одолели мы зиму глухую!

Апрель заполняется гомоном птиц,

А раньше не слышали даже синиц —

Одна тишина заменяла другую.

И так надоела немая луна

И этот бесшумно крадущийся снег —

Казалось, он будет лететь целый век,

Холсты расстилая из белого льна…

И вот перемены — скворец говорливый,

Вернувшись из теплых загадочных стран,

С персидским акцентом про пестрый Иран

Вещает на сорок сторон торопливо,

И шумов, и гамов веселых орава

По улицам шастает и по дворам,

Устраивая по пути тарарам,

Не разбирая, где лево, где право…

Капели, ручьи, воробьиные споры,

И, кажется, звезды ночами звенят.

А может быть, с нами они говорят?

Ведь слышал же Лермонтов их разговоры.

И каждое новое свежее утро

Добавит в природу забытых до слез

Громов перекаты и шелест стрекоз,

Дрожащих зеленым своим перламутром…

А в августе возле румяной сосны,

Очнувшись от времени гулкого бега,

До боли захочется белого снега

И деревенской ночной тишины…

 

 

 

Письмо из заброшенной деревни

 

Здесь синее утро и синий снежок,

И скрипы под окнами русские,

Зима продолжается, милый дружок,

Под песни метельные, грустные.

В них больше не дышит любимая степь,

Снегирь на плетне догорает,

И жизни надежной старинная крепь

Шатается и пропадает.

Здесь в старых околках уже не живут

Ни птицы, ни звери веселые.

Здесь травы сгорают, и кладбища жгут,

И голуби плачут над селами.

Они по привычке летят на тока,

Но там заросло все травою,

И в воздухе горьком струится тоска

Меж небом и грешной землею…

 

* * *

Скоро дворникам листья мести,

Скоро осень в дожди запечалит

И последним гудком на причале

О зиме теплоход известит.

На приколы поставят баржи́,

Разведут корабли по затонам.

По холодным сибирским законам

Станут люди налаживать жизнь.

Мне начало зимы по душе,

Если честно, она меня лечит,

Я на «ты» с этим вьюжным наречьем

И живу на его кураже…

Здравствуй, город! Держи — вот ладонь!

Как я рад, что к тебе я приехал:

В каждой улочке — юности эхо,

И дурачит снежок молодой,

И скрипит под ногами обновой,

И подарки готовит в саду…

Я туда непременно приду,

Чтобы встретиться там с Соколовым.

Он стихов набормочет угрюмых,

В них метафор — с увесистый том,

Первосортных и крепких, как ром,

Извлеченный из древнего трюма.

…Мы прощаемся, мне уезжать.

Без цыганки я знаю дорогу.

Мне еще бы пожить здесь немного,

Новобранцем-снежком подышать,

Но погоны командуют: «Ать!»

…Город юности, здравствуй-прощай!

До свиданья, родное предзимье!

Побыстрее, судьба, увези меня —

Возвращения не обещай…