Журнальный мир

Игорь Васильевич Ворошилов (1939 – 1989) – замечательный русский художник второй половины ХХ века. Творческое наследие его велико и многообразно. Интерес к его живописи и графике, возникший в кругах любителей, ценителей и собирателей новейшего русского искусства ещё в начале шестидесятых, со временем перерос у многих современников этого своеобразнейшего мастера в настоящую, глубокую любовь к его произведениям – и в наши дни, в начале нового века, внимание к его светлому, поистине уникальному творчеству продолжает возрастать.

Ворошилов был человеком невероятно сложной судьбы. Жизнь свою он осознавал как Путь – духовный, личностный, творческий. Был он прекрасно образован. Диапазон его знаний в самых разных областях людской деятельности – от поэзии, прозы, философии, религии, мистики, музыки, живописи до каких-нибудь простейших, сугубо житейских вещей, – был невообразимо широк и нередко потрясал то случайных, то постоянных его собеседников. Независимость мнений и взглядов на всё, что происходило в мире, в яви, да и не только в ней, была для него совершенно естественной. В череде многолетних скитаний, посреди бесконечных бед и бесчисленных, плотным роем окружавших его невзгод, он работал, он совершенствовался, непрерывно, целенаправленно.

Ворошилов был – прирождённым воителем. Шёл он – вперёд и вверх, к своим, поставленным им для себя, серьёзнейшим целям, к своим заветным вершинам, к своим, пусть и с кровью дававшимся, но зато несомненным победам. Работы его разбросаны по всей планете. Но к этому относился художник спокойно. Говорил: «Ничего, прорастут!» И они – прорастают. Выходят на свет. Приближаются к людям. И становятся им – всё нужнее. Потому что они – навсегда.

Всю жизнь Ворошилов писал стихи – «дневники духа», которые призывал вести художников будущего любимый им страстно Хлебников. Поэзия Ворошилова – никакое не дополнение к живописи и графике. Это – сфера его живой, беспокойной, мятущейся мысли, та среда, вернее – стихия речи русской, в которой был он защищён и спасаем светом доброты и любви, был – дома, был – певцом своих вдохновений, летописцем своих состояний и событий своей трагической, но зато и прекрасной, чистой, с откровеньями, с озареньями, с постиженьем тайн, с приоткрытыми лишь ему грядущими далями и глубинами сокровенными, созидательной, многотрудной, несравненной, творческой жизни.

На высоких тонах – вы скажете – говорю я? Да, именно так. Иначе о Ворошилове и не скажешь – поверьте мне на слово. Это был – феномен, титан. Рассчитан он был – на столетие. Жил – широко, свободно. Знал, что такое – горение. И поэтому – нет старения. Всему, что успел он сделать. Всему, что сделать – сумел.

В этой подборке увидите вы – только часть ворошиловских, разных лет, периодов, настроений, на пути над миром, – стихов. Удалось их собрать друзьям. Прочитайте их. Постарайтесь, по возможности, ныне – понять. Остальные – потом прорастут. Непременно ещё – найдутся. Как и проза его. И картины. Как и всё, что создать он смог. Жар души. Дар великий. Зренье. Слух. Судьбы небывалой звенья. Жизнь и песнь. Вопреки забвенью. Прорастает всё – видит Бог.

Владимир Алейников, поэт, прозаик, переводчик

* * *
О путь над миром в вечность тех ночей
Что между всех одну рождают Бурю
Когда бегут по черноте лазури
Предвестницы всесудящих очей
Одетых в пурпур искромётных фурий
Которые чем ближе тем страшней

Земля недвижна в этот миг грозы
Ни ветерка лишь только гуд далёкий
Да бледный лик растаяв на Востоке
Тревожно встал подобием слезы
Между землёй и небом страннооким
Чуть потемневшим в пламени лозы

1969

* * *
Никогда так хорошо и странно…
Словно нет тебя и боли – тоже
Нежны листья, за окном чернея
На снегу после разлуки долгой…

Даль алеет в сумерках холодных
Там, за ними ты с печалью тихой
И из края в край полёт бесшумный
Наших душ в тумане первоснежном

Октябрь 1959

* * *
О сад пустынный, где осенний дождь
Льёт льёт и льёт… На жёлтые дороги
Ложится грач, его уныл полёт
И освещаются огнём восковым дроги, –

И снег и снег, что тает на висках, –
И сани тонут в лужах и тумане.
Кого хоронят? Кто быстрее лани
Помчался вдруг и обратился в прах?

Октябрь 1959

* * *
Был тёплый вечер
……….был синий вечер
С зелёным небом
……….и странным Богом
И в этот вечер бездонный вечер
Тебя увидел в наряде строгом

И был далёким и молчаливым
Твой лик манящий
И был пронизан
……….Судьбы порывом
Как день горящий

И вот – гудело в пожарах сводов
Ума и сердца
И восставало из пепла
………………..Слово
В прозреньях детства

Стена глухая
……….в душе распалась
На цвет и ярость
И только мука
……….любви осталась
И к братьям – жалость…

Был тёплый вечер
……….был синий вечер
Пылали звёзды
Ты уходила за три эфира
Туда б мне…
……….Поздно

ХI – 59

* * *
Душа, безлиственная осень,
Жила спокойно и спала,
Пока между высоких сосен
Ты поцелуй мне не дала
И не взлелеяла надежду
В душе моей, в душе моей,
Что я люблю, что жив, как прежде,
До судных дней, до судных дней.
Потом я помню, в отдаленье,
Где рощи купол золотой
Светился нежным умиленьем
И проносился стороной,
Искали мы уединенья,
Чтоб утолить в себе томленья,
Но дождик брызнул озорной…

1963

* * *
Жадный острый мороз
Кристаллически-синее утро
Натянулась тревоги струна
В предрассветной тоске и железной

Иглы льда до костей проняли
Леденеют и руки и сердце
И по этой продрогшей земле
Надо двигаться двигаться двигаться

К неуютному городу сна
Где пустыня сожгла себя вновь
И от улицы мутной и каждой
Веет чем-то убийственно-гадким
Для души целомудренной прежде

О раскаянья слёзы!
О последние муки стыда!

15/VI – 75

* * *
Как отдалённый гул весенней ночи,
Когда рассвет чуть брезжит, а свиданье
Ещё в зените страстного моленья
Горячих поцелуев и упрёков,
И горьких слёз, и жалобного счастья, –
Я, воспалённый, в гневе ожиданья
Прозрений неожиданных, пророчеств
Брожу по тёмной комнате, как леший,
И грежу наяву – и вижу небо
Других, неведомых и страшных сказок,
Где только нарождается мгновенье –
И всё в чаду тропического жара,
В котором млеют души и туманы
И мы в любви смертельной жаждем боли,
Чтоб через путь и мету слёз кровавых
Познать другое, скрытое, благое, –
Неуловимое, как суть миров высоких,
Которым мы в болезни отвечаем
Горячим словом, воспареньем, светом
Не зная ни покоя, ни отрады
Ни лёгких снов,
Ни призрачного счастья.
Всегда в пути, в ревнивом напряженье
Всегда в пути –
До самой
самой
смерти.

1972

У Крестовского моста в 4 часа ночи

Лежал в траве, дышал могилой,
И что-то странное приснилось:
Остановился самолёт,
Луна замедлила движенье,
Душа ушла в ночной полёт.
А Бог сказал: «Терпи, терпенье».

1978

* * *
Приглашая вас на танец,
Что мне делать, Маргарита?
Поцелуем ли отметить
Вашей смуглой шеи выгиб?
Иль, ревниво упадая
До колен – колонн высоких
Овном радостно заблеять
Или горестно заплакать?

Нет в душе моей решенья.
Разум страстно помутился,
И уходят в синий вечер
Грёзы странные мои.
Может завтра, может в полночь
Встречу вас с весёлым мужем,
Содрогнусь и бедным сердцем
Запылаю и замру.

Но сегодня я не в силах
Оторвать шального взгляда
От лукавейших вопросов
Ваших влажных, быстрых глаз.
Страхи – прочь не зацелую:
Я ведь – рыцарь чистой веры!
Только плачу и вздыхаю,
Только мучаюсь во сне.

1972

* * *
О нежные губы твои!
О нежная сеть зрачков,
Уводящая в сад запредельный,
Где снова Адам и Ева
В своей чистоте первозданной
Аукаются с Богом
И не знают печали.
О нежные, о упругие груди твои!
О сосцы, вздымающиеся как пламя!
О река живота твоего,
Текущая
к моим истомлённым бёдрам!

О низ живота твоего,
О ликующее лоно матери!

Там – начало скорби,
И там – начало пути к Покою,

Который венчает
всякое Бессмертие.

1978

* * *
В полдневный мороз
Я прозреваю до наготы Адама.
И трепещет моё сердце
От первоначального страха.
Не увидел — не победил.
Я вишу в голубых санях обморока,
Несомый в бескрайнюю равнину,
Соприкасаемый новым зрением
С блистающей лазурью неба
И слепящей белизной первозданного снега,
Который воплотил в себе
Трепет всех сущих цветов и трав,
И, как небесный несмолкающий двойник,
Согревает светом ожесточившееся сердце.
И теплеет душа, и тёплые слёзы души
Пронизывают кровь и мозг.
И блаженство останавливает
Зрачки в пугающей неподвижности.

1980

* * *
Вот приближенье к тем,
Кто свет рассеял,
Кто разметал единое
на части,
Кто погрузил нас в ночь,
на дно колодца,
И продержал во тьме
тысячелетий.
Где проблеск сущего?
Где вселюбви отрада?
Не то ль мерцанье,
Где самих мы видим
И, одержимы ложною
гордыней,
Себя везде, во всём и навсегда –
О горе мне, о горе вам другим –
О горе тем, кто колесо придумал,
И утешеньем глупым преподал
Нам злой урок ненужного терпенья –
И так всегда,
И в этом – смысл вращенья.

24. ХII – 1969

* * *
Похвалы не испортят
И хулы не убьют.
Я живу в преисподней,
Где не плачут, а пьют.

VI – 74

* * *
О я, свободный
Везде, вездесущ
мой флаг,
И сияние его
убивает радугу
и земных идолов.

Никому я не поклоняюсь
Никого не презираю
Моя плоть растекается
по коварным
артериям земли.
Вот-вот гляди –
и будет землетрясение.

Трясение умов,
Трясение души,
Трясение всей этой
свинячей Вселенной.

Не бегайте за счастьем!
Стойте на месте.
Только вы и ваше
зрение истинно.
Всё остальное –
картинки с выставки.

Не бойтесь,
ибо я – не боюсь.
Я – защита.
Внимайте –
пока я имею голос.

В страшном сне я увидел,
Что земля – её равнины
и горы
Реки, озёра, моря и океаны –
дуга лжи
Которая взломается
в сокровенные дни.

И мы увидим не бездну,
А пожар и цветение Истины.

9/III – 1985

* * *
Когда смотрю окрест – не замечаю
Ни солнца в небе, ни лазури денной –
Гнетёт меня неведомая сила,
Которой не могу найти названья,
Когда ж найду – превознесу я Слово,
Забытое людьми для их спасенья;
Превознесу! Да будет Страх повержен,
И зверь сойдёт в глубины Тьмы и Ада!
Доколе, Боже, боли вызревать?
Я терпелив, но и меня минутой
Отчаянье уносит к злобным духам,
Где человек теряет вес и меру
И превращается в подобье тени пленной –
Где это место? Как его назвать?
Покрытый пылью, в тине и коростах,
Влачишься там, забыв благое Слово,
Забыв себя и голос Твой забыв.
О, то не мрак – то паутина мрака!
Бедлам души так яростно-уныл,
И Пустота так ревностно-постыла,
Что в миг теряешь Волю, что одна
Спасает нас от всех исчадий жизни, –
Я не могу! Мне кажется, душа
В таком чаду исчахла б непременно,
Когда б не сон, где, пробуждаясь вдруг,
Касаешься твоей стопы блаженной,
И, обливаясь жгучими слезами,
Чуть шепчешь: «Боже, Боже – охрани
От злой чумы, что поселилась в сердце,
Источенном неверия червями».
Да, знаю я, терпенье – тяжкий труд,
Но для чего? Ужель сей мир – отрава?
А эти небеса? А эти звёзды?
А этот дол, а этот лес зелёный?
А море бурное, где покоится тайна
Времён древнейших, звуков лучезарных?
Нет, мнится мне – отравой быть не может
Подлунный мир, отрава – человек!
Да, человек – чудовище и сирость
Души моей, в которой нет рассвета…

1983

* * *
Всё теплей всё теплее луч
Проникая тёплые воды
Всё светлей и всё звонче ручей
Текущий из года в годы

(Ты многими жертвами пал
И многих навек потерял)

Разбужено счастье во мне
Весна о любви говорила
Я выстоял в звёздном огне
И вот меня светом укрыли

IV – 84

* * *
Когда бы музыки я таинство постиг
Печаль и страх покинули б меня
И лучезарный мир и скорбный лик –
Всё растворилось бы в дыхании огня

И в сердце б строй вошёл неведомый уму
Воспламенивши «Я» закрытое глубоко
И внутренним очам предстала б воля рока
И сад Гармонии, где сладостно тому,
Кто ощутил тепло других законов
Неведомых природе нашей низкой
Живущей миражами

О просветлённый прав! – и страсть есть смерть
Я разгадал чудовище, я знаю,
Что жизнь ловя, мы жаждем умереть
Всё скрыто глубоко – с тех пор когда из Рая
Адама с Евой выгнали –
блаженство знать не зная
Они отвергли с пагубой – а мы
Теперь вращаемся в кругу страстей и тьмы
Боимся жить – и заживо сгораем

70-е

* * *
Раз – и навсегда –
Я жил среди вас и что я видел:
лжевождей, лжепророков, лже-дев,
лже-писателей и лже-художников.
Лже-людей, наконец.
Последнее мыслится как отход от христианства
в пользу учения гностиков.
Но уверяю вас, братья, что это не так.

Я долго сидел на бревне забвения
в гнойном помещении Соколюбивой птицефабрики –
и забывался всё больше и больше –
мне было 16 лет.

Я понял,
что нет ни одного гада,
кто мог бы оторвать мне крыло.

Я понял вторично,
что если появится второй Гад –
он не может оторвать во мне сердца,
последнего крыла.

И я лечу двукрылый, обветренный,
а теперь к делу.

Откуда образы у Сатаны? –
От Сатаны – что ли

Ведь всё что мы видим и знаем –
это только Эстетика Сатаны,
только его образы.

Землетрясения,
пепел над Везувием,
мгла над городом –
взрывающееся над головой пижона облако,
огурец растреснутый как Вселенная –
всё это образы Сатаны –

Я поворачиваю
……….свой руль
Я несусь во тьме
……….как одинокий
………………..монах
Под ручку
……….с своей одинокой
………………..Вселенной

Я говорю своему Господу –
………………..здравствуй –
Я говорю ему –
……….поменяй мне глаза

Потому что
……….мне нужны глаза
которые видят
……….Твой Свет
А больше мне
……….ничего не нужно

Я устал от злодеев
они все –
……….мои сыночки
Я устал от грешников
Мой грех – несоизмерим

Я хочу обратно
Верни меня к себе

Март 1989

* * *
Пропел во мне живительный накал
Страстей безумных и безумной лени
Я не хочу ни радостей ни пеней
Я не хочу чтоб снова я алкал
Сосцов и губ причудливой Елены

Нет я хочу под липами бродить
И в ритм ходьбе
……….строй мыслей находить
Неведомый ни сторожу
………………..ни Богу
Когда он встал у вашего порога
И ждёт надменно:
……….там ли клад зарыт
Который сбережёт
……….меня от тленья
Не знаю я, не знаю –
……….сердце спит…

80-е