Журнальный мир

Сюжет о зимних маргаритках

Кривая судьбы… Синусоиды дно.

В рождественских окнах горящие ёлки…

Я пью свою горькую кровь, как вино.

И к храму бреду в одиночестве волка.

Лишь в горле катается тёплый комок,

Что нежностью был, с достопамятной встречи

Когда я впервые – судьбу превозмог

И шёл на свиданье – Буслаем на вече!

И первую стражу стояла зима.

Отринув бессмыслие слова – предзимье.

И ты торопилась на встречу сама –

Позёмки речной осиянная синью.

И руки свои укрывала в моих

Ладонях,

от хлада морозного пара.

И всё повторяла, как школьница стих:

«Мы вовсе не пара, мы вовсе не пара!»

А я и не помню, что было тогда,

Хоть память приходит больными ночами…

Мелькнули мгновенья, минули года

Сомкнувшись, как воды, у нас за плечами.

Те зимние дни не вернутся назад,

Растаяв сугробом у са́мой калитки

Скрипучей,

ведущей тебя в палисад

Где вместо снегов – расцвели маргаритки.

«Цветы Богородицы» – лета привет,

Которое вовремя к нам не приспело…

Как жаль – не сложился о счастье сюжет,

Но это в России – обычное дело.

_{* * *}

Чудо пальцев твоих, потекло по стеклу и пропало.

И окутал дорогу усталого вечера флёр.

На прощанье сказать невозможно ни много, ни мало.

На прощанье, вообще, невозможен любой разговор.

Царь-девица и пегий волчище – не пара.

Пусть останется в детстве несбыточный сказочный сор…

Но пока не погасли витрины Страстного бульвара.

И с судьбой не окончен извечный губительный спор.

Ты умеешь молчать, и в провинции станет не больше

На один, не рассказанный «верной» подруге секрет,

Что расстаться со мною окажется, может быть, горше,

Чем остаться одной на исходе девических лет.

И стоим неприкаянно, взгляды во тьму упирая.

Как на росстанях было и будет и ныне и встарь.

И мигнёт огоньком на рокаде до ада из рая

На последнем вагоне, последней разлуки фонарь.

Наваждение скроется, в плавной дуге поворота.

Возвращаясь назад, на свои запасные пути…

Только с за́мершим сердцем творится неладное что-то.

Только ноги не знают, куда в одиночку брести…

Исповедь на Сретение

Пятнадцатое… Близится канун

Грядущей встречи, может быть последней.

Звенят колокола перед обедней –

Они звонили так же в тот июнь,

Когда под Брянском у речной косы

Стояли мы и за руки держались.

И души наши ближе к небу жались,

К неверному созвездию Весы,

Качнувшихся всей тяжестью вериг,

Которых удержать не могут крылья,

Проросшие, как колоса обилье,

Из тёмной сути нерождённых книг.

Но, впрочем, что былое вспоминать?..

Пятнадцатое – Сретенье над Русью.

В Нижегородье, полном древней грустью,

Твоя девчушка в пору стала – мать!

И встреч не будет… Поводок зимы

В грядущее не пустит из былого.

И не поможет за́говора слово.

Которое вдвоём шептали мы.

Прощай, тебя зовёт семейный долг.

Так лебеди своим кричат протяжно…

Но это всё до крайности – неважно,

Когда в ушах трубит небесный полк.

Где старший сын, служа средь горних мест,

Оставил на земле кусок гранита,

К которому – отцовская планида –

Нести, превыше силы, тяжкий крест

Межсезонье

Проседают снега и когда-то, не сразу, не вдруг,

Но однажды настанет такое желанное лето.

Не гляди на меня с укоризной, неласковый друг.

Я уйти не могу. Я останусь с тобой до рассвета.

Межсезонье… Апрель запоздал в этот сумрачный год.

К Благовещенью могут грачи не вернуться на гнёзда.

Ледоход начинается… Только какой ледоход?

В зимнем небе горят в полыньях отражённые звёзды.

И на сердце твоё не приходит шальная весна.

И не бродит в берёзах апрельская терпкая брага…

Мне бы только суметь умыкнуть из медвежьего сна

Ту, которой готова с печальным сонетом бумага.

Слышишь, талые воды напевную песнь завели?

Обнажились прогалы земли и за светлыми днями

В старый Овстуг вернутся из дальних краёв журавли.

И растаявший пруд, словно луг, процветёт лебедями.

Что имеем – недолго в стихах с посвященьем храним.

Потеряем – и память забьётся в мучительном плаче…

А Россия стоит, словно Третий – незыблемый Рим.

В ней любовь не живёт, или просто зовётся иначе.

Прощание славянина

Вот и август прошёл и сентябрь настал,

Приближается бабьего лета кончина.

И в бездонные воды, как в чёрный хрусталь,

Замирая, глядится лесная лещина.

Ты возьмёшь мою руку и спросишь: «Зачем

Всё кончается,

осень горька, как оскома?»

И кровавое солнце упало, как шлем,

Перерубленный на́полы грохотом грома.

Что отвечу, скажу, что зимы не боюсь,

Если сердце объято любови пожаром.

Чернотропом хазарины ходят на Русь,

И лукавый пути указует татарам.

Что грешны мы, и летний окончился день.

Что немчинские ветры летят из-за моря.

И легла на полмира от месяца тень.

Полумесяца –

странам славянским на горе.

Убери свои косы под тёмный платок,

Если я не вернусь к тебе ранней весною.

Слышишь, конница скачет, тяжёл её скок.

Это – наши готовятся к смертному бою.

Нас немного, доживших до славных седин,

Кто в преданиях правнукам правду расскажет.

Пусть за мною встаёт твой единственный сын.

Мой – единственный, сгинул в полуночной страже.

Непогожий октябрь вздымает крыла.

И как стрелы остры первозимья метели.

Я хочу, чтобы ты до весны дожила.

Ратоборцы рождаются в светлом апреле.

Возвращение…

Полуночный шелест ледостава.

На деревьях – иней бахромой.

Ельник, как последняя застава

Между чернотропом и зимой.

Я ещё стою на чернотропе,

С белою щетиной в пол-лица.

Замерзая, всхлипывают топи,

Так и не поверив до конца

В смертный саван, тот, что без обмана

Расстилает первая метель…

Но «выходит месяц из тумана»,

Словно детства солнечный апрель.

Обернусь назад, где за холмами,

Там, где дым Отечества плывёт,

Я бежал босым навстречу маме,

Начиная в будущность полёт.

И кружа со стаей снегириной

Над страной, где зреют зеленя,

Нёс на шее образок старинный

Тот, что мать надела на меня

Веря в то, что совладав со тьмою,

Сполохами звёздного венца,

Снегири вернутся в дом – зимою,

Чтоб остаться с прошлым, до конца.

Как хорошо…

Как хорошо на свете просто БЫТЬ…

Всё остальное: мимо, мимо, мимо.

Гулять с собакой, женщину любить,

Когда тебе любовь необходима.

Считать ворон, колоть с отцом дрова,

И помогать с бельём усталой маме.

И слышать, как в саду растёт трава,

Где бродит кошка вместе с малышами.

Как хорошо глядеть в небесный свод.

И, на щеке почуяв солнца ласку

Знать: в горней выси бабушка живёт,

Которая тебе читала сказку.

Как хорошо, уйдя недалеко,

Вернуться вновь к родимому порогу.

Налить в стакан парное молоко,

Покрепче хочешь – тоже ради бога.

И чувствовать дыханье милых мест,

И знать – что впереди годов немало…

Пока один останешься, как перст,

И с головой нырнёшь под одеяло.

И будет дождь струиться по лицу.

Холодный дождь, твои вбирая слёзы.

Как хорошо… что жизнь пришла к концу

Наполненная рифмами,

без прозы.