Простые приметы
Простые приметы
* * *
Мальчик еврейский играл на закате на скрипке.
Он приезжал на лето к соседям на дачу.
Я каждый вечер стояла в тени у калитки,
Слушала, как его скрипка смеётся и плачет.
Бабушка говорила: – Глупая девка!
Это ж еврей, а ты татарчонок раскосый…
Я убегала под абрикос на скамейку,
Прятала слезы в длинные черные косы.
Впрочем, купаясь на острове, что у речки,
Были мы все одинаковые друг другу.
Мальчик крутил из травы мне смешные колечки
И надевал на пальцы на каждую руку.
Остров давно обмелел. Обрезаны косы.
И где тот мальчик, где его нежная скрипка?
Но иногда мне снится: под абрикосом
Смотрю на колечки из трав и прячу улыбку.
* * *
Луна качает головой и смотрит в окна.
Ты был не мой. И стал – не мой.
В узорах стекла.
В узорах вся моя душа,
Она замерзла.
Не стоит на нее дышать!
Не надо. Поздно…
В кармане старый леденец.
Куда он годен?
Конец, конец всему венец!
А ночь уходит.
И липнут к пальцам в тишине
Сухие крохи.
А может, на худой конец,
Они не плохи?
Но ночь уходит.
И луна глядит устало.
Я так хотела быть твоей!
И вот – не стала…
* * *
Озимые снега идут над миром,
И мы идем, одетые в снега.
Я снова сотворю себе кумира
Из моего заклятого врага.
Как учит недочитанная книга,
Подставлю свою щёку и ладонь.
Смиренье, неизбежное, как иго,
Берет любого Каина в полон.
Прощенные становятся сильнее.
Прощающие канут в тишине.
И неприметно горько заалеет
Раздавленная клюковка в вине.
И к сердцу, как к забытому зимовью,
Протянется тропинка на снегу.
И враг мой, заклинаемый любовью,
Устанет ждать меня на берегу.
* * *
Море всё унесло. Море всё укачало.
Море молилось со мной, и море – молчало…
Море со мною плакало и кричало.
Море не спрашивало и не отвечало.
Море меня целовало солёною пеной,
Море мой жар остужало выше коленей,
Море души моей каждую рану омыло –
Море меня обнимало, море любило…
Море меня ласкало. Море жалело…
Море вздыхало со мною, море мне пело.
Море все тайны мои сохранило,
Море ночами со мной о тебе говорило.
Море со мной горевало, и море – смеялось,
Море так нежно, так тихо меня касалось…
Море всё-всё унесло. И всё – растворило…
Ракушкой память мою о тебе на песок положило.
* * *
Легкая жизнь птиц.
Морем омытый рассвет.
Сплетение рук и ресниц.
Мгновенье – как тысяча лет…
Забывчивость летних снов,
Запах нездешних трав…
Тот, кто придумал Любовь,
Был, несомненно, прав.
* * *
Собака у моря пахнет солёной рыбой.
Скормишь ей хачапур, погладишь по холке.
И мы её забрать, конечно, могли бы,
но собака сидит и сидит у моря. Осколки
зелёных бутылок обточены морем нежно.
Посмотришь сквозь них на солнце – солнечный зайчик.
Её забыли случайно, случайно, конечно,
и как там теперь весёлый вихрастый мальчик?
Собака думает, смотрит в глаза кротко.
А мы свои отводим, смотрим на волны…
На горизонте плывет старая лодка,
такая старая, что не боится шторма.
Собака верит. Сезон давно закончен.
Под лежаком у моря так сладко спится.
Ген человечности, видно, давно заколочен,
как чьё-то кафе на пляже с синею птицей.
* * *
Утоплено ведро в колодце,
железом мокрым пахнут руки,
и капли – маленькие солнца –
блестят на потемневшем срубе.
И в жарком обмороке лета
все травы вырастают гуще.
И, как и прежде, нет ответа,
где было или будет лучше…
* * *
Помолись обо мне, развесёлая райская птица,
в этом старом саду, где, не собран, стоит виноград,
где луна, как хурма, над горою в ночи золотится,
где никто мне не друг, где никто мне не враг и не брат.
Где меня не найти никому, кроме дочки, которой
снится мальчик с глазами черней, чем абхазская ночь.
Помолитесь о ней, безмятежной, огромные горы,
чтобы ей эту жизнь легко, будто сон, превозмочь.
Потому что не так и не с теми случаются встречи,
и уходим не к тем, с кем хотелось идти по пути.
Помолись же о нас, кипарисы качающий ветер,
и еще помолись, чтоб слова мне об этом найти,
чтоб сказать ей потом, здесь сложившей доверчиво руки
у меня на груди и уснувшей в ночной тишине,
что сильнее любви на земле этой только разлуки
и дороги к любимым, подобные долгой войне.
* * *
Женщина у окна, чей возраст уже неважен,
нижет истертые бусы, похожие на неё.
Завтра придет почтальон, что-нибудь ей скажет
и сообщенье о смерти чьей-нибудь принесёт.
Женщина у окна, чей голос давно не слышен,
про себя поет какой-то романс о любви.
И что-то в ней забытое чуточку дышит,
и чьи-то слова вспоминаются – «мон ами»…
Женщина у окна, чей ангел, давно уставший,
спит на коленях её, укрытый платком носовым,
вспоминает их всех, когда-то у ног её павших,
и как атласной туфелькой она ступала по ним.
Без горечи, без сожаления, без толики боли
смотрит на жизнь свою, как на немое кино…
Розовый замок в детской на старых обоях
выцвел, как сказка,
давно,
давно,
давно…
* * *
На что похожа старая любовь?
На календарик, выцветший в кармане.
На рыбака, забывшего улов.
На капельку вина в пустом стакане.
На что похожи старые мечты?
На серую вчерашнюю газету.
От прошлого – сожженные мосты,
А в настоящем параллелей нету.
На что похож возникший старый друг?
На плюшевого мишку под диваном.
А в сердце только маленький испуг
И тающая дробь от барабана…
И ни к чему смотреть через плечо.
У прошлого нет будущего, точно.
А я тебя любила горячо.
И я тебя давно забыла.
Точка.