Журнальный мир

РЫЖИК

И чего я только в детстве не собирал! Самой моей первой коллекцией было собрание названий кинофильмов.

Я честно записывал в тетрадку лишь те картины, которые видел сам. А их к моим десяти годам было не так уж и много: «Морозко», «Чапаев», «Смелые люди», «Волга-Волга», «Веселые ребята», «Мамлюк», ещё с три десятка.

А откуда у моего сверстника и закадычного дружа Веньки, такого огненно-рыжего и конопатого, что я называл его не иначе как Рыжик, набралось полтетради фильмов? Мы ходили в один клуб, случалось, и на пол сползали с лавок от хохота вместе – такие были тогда смешные кинокомедии.

Венька был родом не из нашей целинной деревни, а приехал со своей мамкой в четырехлетнем возрасте откуда-то с Урала. Они жили у тетки его мамы, вдовой пенсионерки Истолии Ивановны.

Отца у них не было. Мама Веньки, красивая и тихая женщина, работала в сепараторной, и от неё всегда вкусно пахло свежими сливками. Венька её очень любил и во всем слушался, а про отца туманно говорил, что он – военный и погиб на каких-то секретных испытаниях. Таких секретных, что говорить про них он не имеет права.

– Да? А меня ты имеешь право обманывать? – ревниво кричал я при очередной сверке наших коллекций. – Когда ты столько фильмов посмотрел? Ты их сам придумываешь, вот!

И Венька сознался, что названия фильмов ему помогает пополнять его мама – она их много видела там, где они раньше жили. Я чуть было не побил его за это, а заодно и потерял интерес к такому коллекционированию.

Зато я ударился в новое увлечение – стал собирать этикетки со спичечных коробков.

Но в маленькой деревне трудно было разжиться новыми этикетками – спички в сельмаг завозили партиями обычно одной и той же серии. И здесь нам на выручку приходили водители грузовиков – в начале 60-х шоссе Павлодар – Омск только ещё строилось, и старая дорога пролегала прямо по берегу Иртыша, от селения к селению.

И почти все водители притормаживали у нашего продуктового магазина: курева, консервов, хлеба прикупить. А мы уже караулили их, чтобы обменяться с ними фанерными футлярчиками от спичечных коробков. И водители обычно снисходительно относились к нашим просьбам и отдавали свои этикетки, если мы видели, что у нас таких нет.

И хотя конкуренция с Рыжиком у меня была довольно жесткая, мы как истинные друзья всегда ходили на эти обменные операции вдвоем, тем более что жили рядом с магазином.

В тот день я первым завидел, что у сельпо притормозили сразу три ЗИСа, груженных досками. Крикнул Веньке через забор – он возился с удочками у дровяника, и мы, похватав обменные коробки, помчались к магазину, чтобы опередить других коллекционеров – было их в деревне ещё пацана три-четыре.

Я с ходу налетел на выходящего из сельпо пожилого водителя с насмешливыми глазами и закричал:

– Дяденька, давай поменяемся коробками!

Тот понятливо улыбнулся и молча полез в карман.

Следом на крыльцо магазина вышел другой водитель, помоложе. Его тут же взял в оборот Рыжик.

Но происходило что-то непонятное. Они оба уставились друг на друга и молчали.

Я положил только что обмененный коробок мимо кармана, не отрывая взгляда от Веньки и того, кто стоял напротив. Они оба были огненно-рыжие и конопатые!

Наконец тот рыжий, что постарше, хрипло спросил:

– Парень, а тебя как зовут?

Венька сказал.

– А маму твою не Валентина зовут?

Венька кивнул и неожиданно сморщил все свои веснушки и заплакал.

Большой рыжий обнял маленького за плечи и торопливо сказал:

– Пойдём, покажешь, где вы живёте. Я вас так долго искал!..

И оба Рыжика пошли по пыльной деревенской улице в сторону наших домов, а я с разинутым ртом – за ними.

Это что же получается – у Веньки отец нашелся, тот самый, который вроде бы как на испытаниях погиб? Ну и дела…

Потом Венька мне рассказал, что они с матерью сбежали от отца, который по молодости запил, загулял, и Венькина мама не могла ему этого простить.

А он одумался, потому что никого на самом деле, кроме них, по-настоящему не любил, и искал их несколько лет. И нашел ведь, хоть и нечаянно. Да так остался с ними навсегда в нашей деревне!

А мы с Рыжиком потом бросили собирать этикетки и взялись за монеты. И его отец нередко привозил нам их из своих дальнобойных рейсов.

Но это уже, как говорится, совсем другая история…

КРОВНЫЕ УЗЫ

Был декабрь 1997 года. Я лежал в отделении сосудистой хирургии с обострением. В палате со мной также мучились болями, терзающими их ноги из-за недостатка кислорода, плохо поступающим в ткани с кровью по суженным или вообще забитым артериям, ещё двое мужиков.

Артур Иванович лежал, как и я, под капельницей. А Витя Брюханов, мужик лет сорока из канской глубинки, беспокойно хромал по палате. Подошла его очередь на «штаны» – операцию по аортобедренному шунтированию. Это когда делают разрезы на животе и бедрах в форме штанов, чтобы добраться до артерий.

Во время этой длительной операции больному постепенно вливают до двух литров теряемой крови. А в 90-е её катастрофически не хватало – доноров лишили всех льгот, и они перестали сдавать кровь. Так что больным зачастую надо было самим раздобывать для себя доноров или покупать кровезаменитель – плазму. Даже бинты надо было иметь свои!

Хорошо было тем, у кого в городе имелись родственники или друзья, они-то и становились донорами. У Вити в Красноярске никого не было.

В его деревне, откуда ему на медсестринский пост изредка звонила мать, доноров нормальных просто не осталось, да и кто бы их сюда привез и увез? Денег на плазму у Вити тоже не было. И помочь ему было некому, он жил со старенькой матерью один, жену же у него отбил и увез несколько лет назад в неизвестном направлении его же лучший друг, о чем Витя как-то поведал нам в порыве откровенности.

Мы бы с Иванычем с радостью отдали ему свою кровь, но у нас её не брали. Денег и у нас тоже не было – тогда, если помните, везде было плохо с наличкой, зарплаты вырывались с боем. Вите оставалось лишь уповать на чудо. До операции оставалось два дня, а у него ни крови, ни плазмы. Операцию же откладывать было крайне нежелательно – могла начаться гангрена…

И назавтра свершилось чудо. Пришел заведующий отделением и сказал, что Витю будут готовить к операции.

– Дак а кровь-то?.. – испуганно спросил Витя. Оказалось, кто-то сдал для Вити свою кровь.

– Но кто? – растерянно спросил Витя. Однако завотделением уже ушёл.

Витю на операцию забрали следующим утром. Его не было двое суток. Прикатили Витю в палату из реанимации бледного, с сизыми небритыми щеками, но уже с живым огоньком в глазах.

Перебинтованный с бедер и почти по грудь, он слабым, но счастливым голосом рассказывал, как его усыпляли перед операцией, а он никак не мог заснуть, как тоскливо и больно ему потом было в реанимации.

– К вам посетитель!

В дверях палаты улыбалась медсестра Танечка. Мы обернулись все трое: к кому? Оказалось, Танечка улыбается Вите! Она впустила в палату мужчину примерно наших лет, с накинутым на плечи белым халатом.

– Серёга?! – изумленно спросил Витя и даже попытался приподняться с постели, но сморщился от боли и снова упал на подушку. – Откуда? Как ты меня нашёл?

– Да уж нашёл, – сказал посетитель, усаживаясь на стул рядом с кроватью Вити. – Живу я в Красноярске. А в деревню звоню иногда, вот и узнал. Ну, как ты?

– Да нормально, – почему-то помрачнев, сказал Витя. – Операцию вот сделали, ногу мне спасли…

– Знаю, – проявил свою осведомлённость гость и улыбнулся.

Витя вгляделся в эту улыбку, и на лице его вдруг проявилось явное замешательство.

– Погоди, – хрипло сказал он. – А это… Кровь-то не ты ли для меня сдавал, а?

Теперь пришла очередь замолчать Сергею. Наконец он с неохотой сказал:

– Ну я. Мне завотделением все рассказал, когда я узнавал насчёт тебя… Да это… ты не думай… Стал бы я тебе один целых два литра своей крови сдавать, как же! Я взял ещё мужичков из своей бригады.

– Значит, это ты… – продолжал упрямо твердить Витя. – Ну, спасибо, раз так. Только я тебя всё равно не прощу за Ольгу, понял? И этими своими… кровными узами… ты меня не свяжешь, понял?

Сергей неожиданно широко улыбнулся.

– Ну, раз сердишься, значит, будешь жить. А больше мне ничего не надо! Бывай, друг! И вы, мужики, бывайте!

И, пожав неподвижно лежавшую на груди Вити руку, попятился к выходу.

Уже в дверях его нагнал негромкий Витин оклик:

– Слышь, Серёга! Ольге тоже от меня привет. Живите, хрен с вами!..

И по просветлевшему лицу Сергея стало понятно, что эти слова для него были лучшей благодарностью бывшего друга. А может, уже и не бывшего.

Он молча кивнул и вышел из палаты…