Скитанья слагаются в строки…

Скитанья слагаются в строки…

Перевод с сербского Аллы Козыревой

Стихотворения

 

Редко, с рассветом, такие стихи прилетают,

одновременно и мраморны, и невесомы,

те, что загадкою мучат и дух наполняют

разом – и смертною мукой, и счастья истомой,

 

разом – и твёрдою верой, и бунтом неверий,

некой единою вестью из ада и рая.

Словно из сканеров, компов продвинутых серий

и из тамтамов, и с луга стоцветного мая,

 

словно из русской зимы, из ведической притчи,

из Гильгамеша, из снов ясновидца Гомера,

ноты напева летят, человечьи и птичьи,

отзвуки гулких глубин неопознанной сферы.

 

Из жития возникают, из охры пещеры, –

то в них Колхида и Анды, а то Гималаи, –

цветом различны и формой, и точностью меры,

но бесконечны всегда, прозорливы без края.

 

Из сегидильи Иберии, из бугарштицы,

саги, чуляндры, из нежной печали Альгамбры

смысл прилетает, напев человека и птицы,

и затихает дыханием лавра и амбры.

 

Именины

 

Как фронтовая канонада

пошла во время снегопада.

Снег с крыши рухнул невпопад –

так вся душа свалилась в ад.

Жена ссыпала соль в солонку –

подумал: сгрузили щебёнку.

Я дома. Отдых. Перекур,

а в голове – былой сумбур.

На кухне – жарка, пар, кипенье.

Спешим, готовим угощенье.

Посудный звон, от печки чад –

стрельба, орудия палят.

На блюде – тушка поросёнка,

в бульоне – косточки цыплёнка.

Я ж вижу неживой оскал

и поле с трупами в повал.

Возникла девка полковая,

зовёт меня под мост, за сваи:

«Не мешкай, враг силён и лют,

а утром, может быть, убьют».

Исчезла грань меж сном и явью.

Забыл, где слава, где бесславье.

Супруга в кухонном дыму

всё ждёт, что крепче обойму.

Как дом заснёт, уедут гости,

вдвоём согреем плоть и кости.

 

Молитва

 

Не дай мне, Боже, злодеянье

вдруг причинить кому-нибудь.

Пусть сердце чувствует заранее,

коль стану на неверный путь.

 

Пусть сердце держит за основу,

покуда вертится земля,

Святого Саввы отче слово,

весть Милутина-короля1.

 

Пускай же не прельстит Иуды

серебряный победный звон;

и сербский флаг всегда пребудет

дороже всех других знамён.

 

Пусть прогремит содомский выстрел,

лишь Слово защитит меня,

когда вольюсь я искрой быстрой

в Твой2 кубок вечного огня.

 

Караджичу

 

Когда ты, Радован, был в силе,

меня шумиха не влекла.

Теперь, когда нас разгромили,

к тебе зовут колокола.

 

От сербских областей так мало

ты спас в растерзанном мешке,

и нужно, чтоб страна собрала

всё вновь в своей святой руке.

 

Одним прохвостам нет убытка,

и весел только негодяй,

зато душе поэта – пытка,

одно расстройство и раздрай.

 

Пускай в узилище, в опале,

но ты лишь закалён борьбой.

Твой голос Мойры услыхали,

и сердцем я – вдвоём с тобой.

 

Бездомный

 

Дом сгорел, и пашни опустели,

Род погиб, и вырезано стадо.

У костра ищу себе постели

И дрожу в объятьях снегопада

На уклоне.

 

В мире этом призрачном и диком

Ни души – лишь дым и тьма сырая.

Иволга меня встречает криком,

Светлячок мерцает, умирая

На ладони.

 

Напоследок яростно завою,

Ощущая в глотке вкус полыни,

И уйду дорогой щебневою,

С одинокой песней, всем отныне

Посторонний.

 

Уединенный

 

Вот город, где я, полусонный,

стою в середине пути.

Разбитых моих бастионов

никто не сумеет найти.

Я жил там, где небо бездонно,

где реже и тише слова.

Но верю и здесь, что трава

осилит объятья бетона.

Скитанья слагаются в строки…

Из луж, разлетясь на куски,

взирают мои двойники.

Нет имени. Стерты следы…

Лишь слышу грядущей беды

раскатистый голос далёкий.

 

Албанка

 

Встретил я тебя, молодка,

и застыл заворожённо,

разглядев, как смотришь кротко:

вот кого я взял бы в жёны!

 

Я б ценил тебя, как диво,

и боясь разрушить чары,

что упрятаны ревниво

под накидку и шальвары.

 

Видно, выдана была ты

ранним браком за соседа

и ничуть не виновата,

став женою муджахеда.

 

Как велел дурной обычай,

очутилась ты в недоле,

став несчастною добычей

без любви и против воли.

 

Он тебя терзает бранью.

Он вокруг чинит злодейства.

Для тебя как наказанье

умножать его семейство.

 

Думал прочь податься лугом:

ноги топчутся упрямо.

Правда ль: ты вдвоём с супругом

разрушала наши храмы?

 

Не могу поверить вздору

и смешать тебя с напастью.

Это, видно, наговоры,

чтоб разрушить наше счастье.

 

Ты не скажешь мне ни слова.

Я ж гадаю, как умею.

Ты, наверное, готова

стать любовницей моею.

 

На подобную затею

не пойду я, молодица.

Прежде крест надень на шею.

Прежде ты должна креститься.

 

Малевич

 

А художников таких, может, тыщи.

Что ты в траурном квадрате отыщешь?

 

Это черные зёрна созрели.

Это черный человек там в туннеле?

 

Разве не писал он другое,

Чтоб душа была в тепле и покое?

 

Есть картины для веселья и ласки.

Он другим оставил добрые краски.

 

Мягкий круг, каркас ли жесткий квадрата, –

Всё черно – война и утрата.

 

Бог ли это? Пустота без закона?

Современного века икона.

 

На художество не хватит нам злата,

Пока мы живем внутри у квадрата.

 

Могила Волошина

 

Там мысль летит вдогонку за стихами.

Там, в Киммерии, нужно жизнь прожить,

пройдя пешком холмами и горами,

и притяженье почвы полюбить.

И там, когда в одно большое время

сольются все пунктиры зим и лет,

ты в чуде смерти, в каменном Эдеме

поймёшь – лишь имя есть, а плоти нет.

Иди же ввысь, пока земною осью

поблескивает посох твой в пути,

И Максов холм могильный встретит гостя

уже небесным воздухом в груди.

 

И силу даст, от почвенных щедрот,

продолжить сна полновоздушный ход.

 


1Король Милутин Неманич – один из великих сербских королей, царствовавший сорок лет и построивший множество храмов.

 

2Твой – имеется в виду Творец.