Стихотворения

Стихотворения

Перевод с датского Марины Тюриной Оберландер

Ингер Кристенсен

Об авторе: Ингер Кристенсен (1935-2009), в 1962-м дебютировала книгой стихотворений «Свет», и спустя год опубликовала вторую книгу – «Трава». О стихах в «Свете» Лис Ведель Папе в антологии «Датские поэты 20 века», изданной в 2002 г., пишет: «В минималистском, часто синтаксически взломанном стиле они одновременно повествуют о сотворении мира, о близком и далёком и о попытке преодоления собственной уязвимости, основополагающей в отношениях двух сущностей одного «я» – человека и поэта». В «Траве» стихи сплетаются в космо-циклический образ человека как естества. Они выражают органичную взаимосвязь человека и природы, а также союз жизни и смерти.

Лауреат Скандинавской премии Шведской Академии и нескольких международных премий. Была членом Датской литературной академии с 1978 г., Европейской поэтической академии с 1996 г. и Кавалером ордена Даннеброга с 2000 г.

 

Если я стою

Если я стою
одна в снегу
очевидно
что я часы

а как иначе вечность
замкнёт свой круг

 

План путешествия

Повсюду обломки маленькой соломки
которые уплывают
боль делит краску
между камнем и хилой водой
Повсюду последние усилия воспоминаний:
где мы были в прошлом году?
почему земля у тебя на лбу?
ты утонул … но поверь
отдохнуть мы сможем теперь
мы поделим время меж сном
созерцаньем едою … потом
мы в старушку Европу! возможно!
не забудь вспоминай если можно!
где с тобой прошлым летом мы были?
все обломки соломки уплыли.

 

Распахнута

Распахнута растянута растеряна
но ещё не совсем потеряна
серыми электродами будущего
крепко притянута к побелевшим
кончикам пальцев памяти
стою и лепечу
что я буду доброй

 

Сижу на веточке моего разума

Сижу на веточке моего разума
пилю пилю тупой ржавой пилой
оставшиеся с детства игрушки
пилю пилю зима приходит
торопитесь торопитесь усердные руки
сбросьте меня опрокиньте меня в самоё себя

 

Мир

Голуби растут на поле
Из земли ты вновь воскреснешь

 

Шуршащие ноги травы

Шуршащие ноги травы
крадутся сквозь нас,
ветви елей касаются друг друга
когда тропы встречаются,
вязкая пригоревшая смола
прилепляет нас друг к другу,
жадные до лета дятлы
истово долбят
спрятанные зёрна сердец.

 

Любовь

Собираю дикую землянику
в терновнике
осторожно протягиваю руку
к слишком взрослому
страху и боли
протягиваю тебе твоё сердце
ребёнок

 

Свет

Снова узнаю
рассвет в языке
затворённые слова
данные для любви
повторяются до простого
Лебедь склоняющийся
над яйцом
ещё одно эхо
сотворения в нас
А лебедь несущий
твоё око навстречу солнцу
ещё одно
предсказание чуда
В слове удаётся
уловить свет
непостижимое тяготение
мужчины к женщине
Слово которое превращает
твою душу в лебедя
несёт запас простоты
для сотворения яйца
Язык затворённый
в яйце
несёт на крыльях
от рождения к свету
И солнце дано нам для любви

 

Напряжение

Зову зовущего
мост длинен и пуст
Выбегаю навстречу искуплению
грубый асфальт фонари
вспыхивают по сторонам
и разрастаясь освещают
дорогу сквозь сердце
Зову зовущего
того кто зовёт…

 

 

Cёрен Ульрик Томсен

«Дрогнувшее зеркало»

Об авторе: Сёрен Ульрик Томсен (род. в 1956 г.) – один из самых популярных и любимых датских поэтов, по праву считающийся живым классиком, живёт в Копенгагене. Автор многих книг поэзии и эссе, переведённых в том числе на французский, немецкий, шведский и итальянский языки. Член Датской Академии. «Дрогнувшее зеркало» – это cтихи о прошедшем времени, о смерти и о нашем – тем не менее – присутствием в жизни.

 

В короткий миг после пробуждения
я забыл
что каштан напротив срублен
и книги идолов моей юности
пожелтевшие и помятые
выставлены в ящике на улице
по десять крон за штуку
да, даже тебя давно уже нет.
Но в следующий миг
я нагоняю все тридцать лет
и к вечеру
вдобавок обретаю будущее
пока ночь снова не поглотит меня.

Каждый год того числа
случайно оказавшимся днём твоего рождения
мы садимся на поезд до Орхуса
чтобы навестить твою могилу
то место на этом свете
где тебя нет.
По пути через город мы покупаем цветы
и разговариваем как обычно
пока не выстраиваемся у камня.
А на обратном пути всегда идёт дождь.
Поскольку всё это совершенно бессмысленно
но тем не менее имеет место быть
вероятно очень важно.
Пусть ты красива до сих пор
но по-иному
не так когда мы танцевали под дождём
и хрупкость
бывшая лишь частью твоей красоты
впилась иглой в мой глаз.
Но сегодня когда мы
случайно встречаемся
в падающем свете на перекрёстке Сёльвгаде
и ты стоишь в своём чудном платье
твоя красота – наоборот –
лишь часть твоей хрупкости
осколком царапающей мой взгляд.

Когда я сегодня шёл мимо твоего дома
где люстра ещё горела
и ночная бабочка порхала
в белом как мел безмолвии
оставшемся после тебя
ты словно умер ещё раз.
Но когда позже в тот же день
я остановился перед другим домом
и посмотрел на открытое окно четвёртого этажа
где я сиживал в молодости
полный ожиданий и смотрел
на шумный мир
будущее внезапно началось
наново.

Среди всех этих стихов
о смерти и воспоминаниях
нашлось место для 11 строк
об одуванчиках
чье сияние я нынче снова забыл
внезапно вспыхнувшее как Тиволи
и о том как уснуть каждому своим сном
в одной постели
и проснуться среди глубочайшей ночи
в тишайшей тишине
с рукой – такой лёгкой – на своём плече.
Я сел за самый дальний столик
в ресторане где мы с тобой иногда
ужинали по вечерам
разговаривая о мелочах и обо всём
и слушали шум машин с Гаммель Конгевай
когда начинался дождь
и свет автомобильных фар скользил по стене
и я быстро терял терпение
от твоих вечных историй
и твоего пижонского шарфика
и твоей привычки есть из моей тарелки
странным образом именно всего этого
мне так не хватает сегодня
когда начинается дождь
и силуэты прохожих сгорают на стёклах
а мне сидеть одному за дальним столиком
и думать что каждый – единственный в своём роде
слушая шум машин с Гаммель Конгевай
и стараясь поймать твой взгляд
в дрогнувшем зеркале стиха.

Cолёный вкус твоего поцелуя я отчётливо помню
хотя он исчез много лет назад
крошечный путаный отрывок
звуков пойманных на ходу
звенит в голове пока я пишу;
но о смерти я знаю лишь из страха перед ней,
Божьи слова из переводов
и тишина просто от услышанных звуков
когда просыпаешься зимней ночью в 05.30:
Скрип чёрной лестницы
протяжный визг тормозов тяжёлого грузовика
где-то в темноте.

Любимая, пусть наша любовь будет вечной
как музыка звучащая из соседней комнаты.
В The Waldorf-Astoria. Пока идёт дождь.

Вот и пришла, зафыркала зима
и я лежу в темноте счастливый и слушаю
свист снежной бури вдоль Бартолинсгаде
и пытаюсь удержать время
но мгновение на лету
между безотрадным тронным залом Вечности
и вторником двадцать третьего февраля
разбивает каждую секунду последующей
пока долг и непрочитанность книги на тумбочке растёт
в моём неостановимом curriculum vitae.

31 декабря.
Я еду по автобану к побережью
где свинцово-холодное море
выбрасывает на пляж неопознаваемые предметы.
Пара мыслей домыслилась до конца
другие мечутся как стая встревоженных галок
над ослепительным снежным полем.
На обратном пути через парковку
я вдруг останавливаюсь.
Но звук моих шагов
опережает меня под туманом.

Радио поймало далёкую станцию
где хор детей
на языке похожем на русский
читает нечто похожее на поэзию
что возможно звучит переводом
стиха который я всегда мечтал написать.

 

Примечание:
Марина Тюрина Оберландер, поэт, прозаик и переводчик. Член Союза писателей ХХI века, член редакционного совета журнала «Времена» (Нью-Йорк). Лауреат Международной премии Леонардо да Винчи (2018). Родилась в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), в семье выдающегося учёного-почвоведа, академика И.В. Тюрина. По образованию филолог-скандинавист. Автор нескольких книг поэзии и прозы, в том числе переводов с датского и английского языков. Живёт в Вашингтоне.