Журнальный мир

ПУСТЫЕ СТУЛЬЯ

«Эта пьеса была поставлена на сцене вовсе не для театралов, а для тех, кто, к сожалению, не может прийти».

Питер Шнайдер, «Перебежчик», 1983.

Нельсон Гаррет был слишком романтичен для промоутера.

Он был уверен, что, если как следует поскрести Америку,

собрать настоящих, помотанных жизнью ветеранов блюза

и привезти их в Англию, это будет лучшее в его жизни шоу.

Нельсон даже затеял было горделивую автобиографию,

но, допив скотч, бросил дело на первой же странице.

В самом деле, ничего нет убийственнее, чем писать о рядах

пустых стульев, места на которых так никто и не купил.

Да, это был легендарный, лучший в истории концерт -

для тех, кто, «к сожалению, не смог сегодня прийти».

Первым на сцену вышел Слепой Том Паркс.

он не видел никакой разницы, для кого играть,

он вообще ничего не видел - так что ему было плевать,

слушает ли кто-то его медленный, как поезд, рассказ

о детстве возле железнодорожной станции в Техасе.

Он лупил толстыми сморщенными пальцами

по засаленным многолетними жалобами струнам,

и его хриплый голос тоже казался каким-то

дрожащим, медно-никелевым, потемневшим,

каким только и может быть голос афроамериканца.

Гарри Эдвардс-младший всегда выглядел так,

словно он оказался здесь случайно и точно не помнит как.

Гарри дёргал струны старого потасканного контрабаса,

глядя, как казалось, лишь на свои лакированные ботинки,

в которых он выходил на сцену уже почти двадцать лет.

Когда-то он купил их на последние деньги к свадьбе,

но Люси передумала и после Дня Благодарения

вышла замуж за бакалейщика из Мемфиса, Теннесси.

Сейчас у них большой бизнес и уже шестеро детей -

действительно, какой прок от бедняка-музыканта?

Двадцатилетний Лу Хорн был немного ослеплён

прожектором, щедро бьющим по маленькой сцене,

он не видел пустого зала, и это ему не мешало,

как не мешало и отсутствие пяти-шести передних зубов -

может, как раз поэтому он так мастерски и владел

своей видавшей виды губной гармоникой C-dur.

Лу был счастлив выступать на одной сцене с легендами,

и он верил, что, если он будет хорошим мальчиком,

его пригласит на сцену сам мистер Джон Ли Хукер,

а Ку-клукс-клан и Вьетнам - это так далеко, так невозможно,

пока длится эта импровизация… Играй, мальчик, играй!

Мамаша Салли Донован, полная, с сильными руками,

огромной грудью, так и не вскормившей ни одного ребёнка,

стала ещё прекраснее, ещё сильнее, когда запела

о жарком солнце Луизианы, о лошадях и мужчинах,

о хлопковом поле, о старых пароходах и об угле, который

рубил в шахте её любимый, пока не погиб под завалом.

Салли так и не вышла замуж, да и какой в этом смысл,

если всё было сказано в одной-единственной песне,

но у каждого чёрного джентльмена у барной стойки

всегда оставался шанс на жаркую южную ночь.

Последним запел хромой проповедник Папаша Морган,

он опирался на палку, но ещё больше его поддерживала вера.

Он пел странные вещи о том, как слепые ведут голых,

о том, как неохотно горит в огне человеческое тело,

о французском враче, который якобы переправлял в Штаты

скрывавшиеся от гестапо еврейские семьи.

Документы двадцати восьми пропавших без вести человек

были найдены криминальной полицией в подвале,

рядом с самодельным крематорием и остатками тел.

Доктора, хвала Господу, задержали после войны,

и самое ужасное, что есть в фашизме - это то, что он заразен,

он оставляет на чумном больном печать Сатаны

и подчиняет его своим нечеловеческим законам…

У Папаши Моргана были вообще странные проповеди.

Он был одним из тех, кто выжил при высадке в Нормандии,

война закончилась для него в Париже, когда осколок гранаты

чуть не вырвал ему ногу - но всё же не вырвал,

спасибо Господу Всеблагому и Всем Святым.

В зрительном зале был только один человек.

Его никто не знал, и он сам не был ни с кем знаком.

Этот человек не был ценителем настоящего, корневого блюза -

просто он знал толк в мимолётной, исчезающей музыке,

которая случайно приходит в мир и безвозвратно стихает,

унося с собой живущих в ней людей - молодых и старых,

с их историями и страданиями, несбывшимися надеждами,

радостями, победами и последней колоссальной неудачей.

Этот человек работал по контракту младшим инженером

в филиале известной звукозаписывающей компании,

он знал, что магнитная лента победит время,

и просто, как умел, делал свою любимую работу.

Через несколько лет, когда Слепой Том Паркс допоёт свою песню,

ботинки Гарри Эдвардса-младшего сгниют на свалке,

Молодой Лу Хорн исчезнет без вести в дельте Меконга,

Мамаша Салли наконец соединится со своим любимым,

а Папаша Морган навсегда забудет ужасы войны,

те, кто, «к сожалению, не смог сегодня прийти»,

тихо и вежливо войдут по одиночке в зрительный зал,

чтобы занять соскучившиеся по ним места,

и наградят навсегда ушедшее время ускользающими,

рассыпающимися в горсти аплодисментами.

ПРОСТЫЕ РУССКИЕ СОБАКИ

Первыми в космосе побывали собаки.

Первыми в космосе побывали русские собаки.

Дезик и Цыган - обычные хулиганы из Астрахани,

простые парни рабоче-крестьянского происхождения,

не имевшие породистых родственников за границей

и уж тем более не вступавшие в контакт с резидентами

иностранных разведывательных спецслужб.

Русские собаки устроены надёжнее русских людей,

Русские собаки предсказуемы, послушно подчиняются приказу

и, кстати, абсолютно не пьют. Ну и не курят, конечно.

Ни один русский человек не годится даже на подстилку

простой русской собаке.

Я смотрю на Дмитрия Рогозина и понимаю,

что в нашей стране ничего не бывает просто так.

Толстый, хитрый, бессовестный русский чиновник

беззастенчиво смеётся в морду простой русской собаке.

Коррупция и заговор - другого объяснения не может быть,

что верных, благородных, бесстрашных русских собак,

жертвующих своей жизнью ради родины русских собак,

больше никогда не пошлют в наш русский космос.

К счастью, собачьи боги не просто так глодают свои кости.

К счастью, час возмездия приближается на глазах.

Неблагодарная человеческая псевдо-цивилизация

стремительно стареет, деградирует и вымирает.

В некоторых районах Сибири и Дальнего востока

русские собаки уже получают руководящие посты,

бесстрашно крепят оборону нашей бескрайней державы,

хранят традиционные ценности великих предков,

изгоняют правозащитников и иностранных агентов,

обеспечивают явку на выборах самой стабильной партии,

гарантируя нам и дальше достойную собачью жизнь.

Верую, Господи, не пройдёт и ста пятидесяти лет,

как сто пятьдесят миллионов, отживших своё

деградировавших и разложившихся русских, исчезнут,

чтобы на их место пришло сто пятьдесят миллионов

морально безупречных, патриотически воспитанных

русских собак, первыми покоривших космос.

Аминь.

ЧТО СКАЗАЛ БАХУ БОГ

Я люблю приходить в капеллу святого Иосифа,

чтобы вести бесконечную воображаемую беседу

с теми, с кем мне уже никогда не поговорить иначе.

Я готов часами вспоминать их лица, глаза,

искать убедительные доводы, формулировки,

подбирать звук и ритм, созвучные сердцу,

выплёскивать дыхание на бумагу,

самонадеянно называть это стихами

или письмом, которое я никогда не отправлю -

но вместо этого сижу часами один в дальнем углу,

и мне ничего не нужно.

Иногда над головой звучат нестройные звуки органа -

музыканты репетируют, не замечая меня.

Я не обращаю внимания на ошибки -

на службе музыка будет безукоризненной,

как невеста на брачной вечере.

Тихий шёпот мелодии приглашает

закрыть глаза и довериться волнам звука…

Ангелы говорили на этом языке с моими предками,

и он не поменялся, поменялись только народы -

каждый из них понимает по-своему

то, что сказал Богу Бах.

С музыкой приходят и слова.

Их всегда очень много, я стараюсь успеть,

чтобы они не забылись и не исказились.

Только потом я начинаю угадывать

смысл этих многозначительных посланий,

которые невозможно получить

в иной, более понятной форме.

Это происходит со мной не в первый раз:

когда свет падает на дорогу, становится видно,

что ты не прошёл по ней и половины -

а это значит, что пора возвращаться

в дальний угол капеллы святого Иосифа.

Ангелы приготовили продолжение писем,

которые я никогда не отправлю.

Деревянный свод капеллы напоминает корабль,

и каждый раз прекрасные белые паруса

уносят меня куда-то далеко в небо,

вдаль от моих молчаливых собеседников.

Как хорошо, что я пригодился для этого,

что сердце моё полно наивности и простоты,

что Земля осталась так далеко за бортом,

в другом измерении, в другой галактике…

Как хорошо, что я стал немного ближе к тому,

что сказал Баху Бог.

БАБУШКА НА БАСУ

Группа называлась «Лето вдвоём»:

Уля на укулеле, Стас на установке, Виталя на гитаре,

а на басу - Бусинова Василиса Павловна!

Пятидесяти двух лет от роду! С трофейным Рикенбакером!

Все удивлялись, где эти дети откопали бабушку на басу,

а семнадцатилетняя Уля, которая сочинила все песни

и была лидером группы, заносчиво отвечала:

«Я сама её нашла, и не завидуйте, что у вас такой нет!»

У Василисы не было мужа, давно выросли дети,

а задница по-прежнему требовала приключений.

Короче, как-то в мае она нацепила фенек по локоть,

сшила по выкройкам фольклорное красное платье,

украсила бисером некрашеную льняную рубаху,

выбрала для волос настолько огненный рыжий цвет,

чтоб и слепой обернулся, не говоря уже о зрячих,

после чего отважно отправилась за хлебом,

надеясь сразу за дверью подъезда сбиться с дороги

и уехать автостопом куда-нибудь в Тарту.

Уля и Стас сидели на лавочке слишком громко -

у них уже было название группы, а музыкантов не было.

«Укулеле? Ударные! Дети, да куда ж вы без баса?», -

уверенно заявила им странная немолодая соседка,

а затем вынесла на лавочку свой Рикенбакер.

Четырёхструнный ветеран девяностых вызвал восторг!

Нежнейшие прикосновения девичьих пальчиков

совершенно не соотносились с техникой игры,

о чём вам злорадно скажет любой басист.

«Я хочу его!», - горячо прошептала Уля и облизала губки,

чуть не спровоцировав приступ ревности Стаса.

Бабушку приняли в группу безоговорочно.

Виталя - тот, что на гитаре - взялся хрен знает откуда

и сразу же вызвал обострённый интерес Василисы,

потому что знал ноты хотя бы по названиям.

С гитарой он чувствовал себя нереально крутым

и мечтал, чтобы об этом однажды узнала Маша,

которая пока ещё этого почему-то не знала.

Василиса весело орала на репетициях заклинания:

«Играешь квинтами - разрешай с доминанты,

У тебя во втором такте малая секунда в диссонансе!».

Виталя мужественно искал на грифе ноту «ми»,

но нужно было уже играть следующие ноты.

Василиса хохотала и хлопала ладонями по струнам,

Отчего Рикенбакер гудел и хохотал тоже.

Первый концерт отыграли в подростковом клубе.

Человек двадцать ребятни из Улиной школы,

примерно столько же неформалов постарше -

все как один пришли полюбопытствовать на Василису,

и она, разметав огненную причёску, лупила по струнам так,

словно во всей Вселенной остались в живых лишь она,

её дорогой Рикенбакер и несравненное шило в заднице,

которое, наверное, не вытащить уже никогда.

Мужчины лет тридцати-сорока передавали друг другу пиво,

бесились у сцены, жгли зажигалки, кричали «Ещё!»,

концерт никак не кончался, песни пелись дважды и трижды…

В тот вечер исполнились все сокровеннейшие желания.

Уля впервые почувствовала себя богиней инди-сцены

и разрешила Стасу носить её на руках хоть всю жизнь,

Маша поверила, что Виталя крутой, что он сам научился

так виртуозно разрешать в доминанту, играя на квинтах.

В Василисе никто не разглядел пятьдесят два года,

да ей с этой рыжей копной и сорок нельзя было дать,

а когда немного набравшийся Миша по прозвищу Джим

вдруг крепко обнял её, бесцеремонно отстранив Рикенбакер,

она хоть и подумала, что он дурак, но ответила на поцелуй,

а потом, закрыв глаза, слушала где-то за кадром

неистовые, дикие аплодисменты - конечно, в свой адрес

и чувствовала, как она хороша, как её хочет мужчина,

и не было слаще триумфа ни на одном её выступлении -

ни в восемнадцать, ни в двадцать, ни в тридцать пять…

С той поры минуло немало - недели две или три.

Группа «Лето вдвоём» собирается сыграть ещё -

конечно же, со своей уникальной бабушкой на басу,

правда, я точно не вспомню где и во сколько,

но вы посмотрите в соцсетях сами и приходите,

Василиса любит тёмное пиво. Купите ей кружку,

и она позволит потрогать свой трофейный Рикенбакер,

а может быть, познакомит с Мишей по прозвищу Джим,

если не слишком увлечется очередным поцелуем.