Журнальный мир

«На что мне надеяться ещё, и как долго – ведь всё ещё день, и время не истекло? … Ведь, не дождавшись гилеадского бальзама, умрет тот больной, чья душа поражена»^*.

Что наши страдания в земном существовании перед бесконечностью времени. Обреченный, изуродовавшей меня мучитель-ной, неизлечимой болезнью, я перенес желание женской привязанности в область мечты, в другое – счастливое воплощение. Снова и снова утешаюсь учением неоплатоников о том, что человек заслуживает спасения путем познания, которое достигается уходом от материальности и слиянием с духовностью, оно-то и поднимает нас к своему Источнику.

Я тот, кто подписан, кто дал зарок,

И не отступит в предназначенный срок, –

Хоть в сердце страх, что к дерзновениям готов,

И душе нестерпим телесный покров…

Кто познанье избрал от юных пор, –

Пусть сплав судеб семижды наперекор;

Что построишь, судьба разорит, сломав,

Ограды, рассады твои размолов.

Ты достиг бы, если бы время не жгло, –

Порождения дней – оковы оков,

До вершины достиг бы души и ума,

До сокровищ глубин – познанья краев.

Знай, что не раскрою потаенность тайн,

Не сгубив себя проникновеньем трудов:

Вот вчера вновь добыл я истины горсть,

А уж время настало взимать оброк.

И покуда жив – я верховым в пути,

Хоть не даст мне упряжи время даров, –

Не устанет сердце в испытаньях времен,

Но свершит, не нарушив, данный зарок.

Я страшился, друзья, того, что грядет, –

Ведь только то, что страшит, то воздаст нам рок.

Перевод М. Генделева

Я придумал свою любовь. Нет, я не страдаю, ведь и не надеялся на счастливый исход. Сколько раз говорил себе: пораженный отталкивающей болезнью, не могу рассчитывать на взаимность. Однако думать о ней могу. Она поселилась во мне; то сон, мечта, которую не в силах сделать реальностью, но разве можно подрезать крылья мечте и приказать сну не являться. Любовь, равно и занятия наукой, стихи предполагают глубинную, сущностную причастность, и только тогда увлечение становится судьбой. Встретятся наши души в другом – справедливом мире…

Я снова и снова обращаюсь к Богу, подобно шестнадцатилетнему, когда писал стихотворение «Зори моих молитв».

Утро исканий моих,

Зори моих молитв

Вновь обращены к Тебе,

Кто нерушим и велик.

Ты мне опора и крепость,

Вот я, устрашенный Тобой.

Всевидящему открыты

Все помышленья мои.

Что сможет слово иль сердце,

Сокрытие силы глубин?

Но песню благодарения

Пред ликом неба прими.

Да будет допета песня

Рассветов, закатов, мольбы,

Доколе дыханье от Бога

Ещё в человечьей груди.

Перевод М. Генделева

Жизнь в стихах – другая реальность. Сколько раз пытался вообразить себя счастливым – не получается. Будь у меня семья, я бы, наверное, растворился в заботе о близких. Это лучше, чем постоянно пребывать наедине с собой. Сознание обреченности, ощущение бессилия и несостоятельности перемежаются чувством взлета, вдохновением; и тогда прозрение, воля побеждают мою частую гостью – боль. Вспоминаю, что Платон не случайно ближе всех к Богу поместил поэта, который внемлет и поёт. И я, как в юности, могу сказать о себе:

Я поэт, мне подвластен упрямец аруз^*,

Я как арфа златая для бардов и муз!

Моя песнь – украшенье для царской короны,

Диадема на самый изысканный вкус!

Пер. С. Цинберга

Если не изменять себе и идти по выбранной дороге, то в трудные минуты спускается ангел и идет с тобой рядом, он поможет увидеть цель своего пути. Мои стихи и теологические размышления обращены к человеку из прошлого, настоящего и будущего. Даже в самые тяжелые минуты, когда болезнь приковывает к постели, я не хочу и не могу оказаться на месте невежд, воображение которых не простирается за пределы желаний плоти. За отчаяньем следуют взлеты, надежда на воздаяние:

Твои два мира, между которыми Ты положил Предел:

Один для трудов, второй – для воздаяния…

Воля Бога творит мир, и человек волевым усилием делает себя:

Ты мудр, и от Премудрости Твоей

Отделил Ты предустановленную Волю,

Сделав действующей и творящей…

Пер В.Н. Нечипуренко

Когда ни воспоминания, ни изыскания ума не приносят облегчения, прошу Вседержителя дать мне силы преодолеть нестерпимую боль в одинокой холодной постели.

Не гонись за химерою Разума – и

Явь постелит и ляжет с тобой, калека!

Состраданья к Душе моей, други, прошу.

Ей тяжкие муки несносны!

Пер. М. Генделева

Казалось бы, разум – химера, но он же содержание нашего сознания. И развивается разум человека в границах его отдельной жизни. В общенациональном плане разворачивается в диалоге с Богом в течение тысячелетий.

Представляю службу Первосвященника в Иерусалимском Храме, когда молитва иудеев, пришедших со всех концов Земли Израиля, обращалась в одно упование, мольбу.

Достало бы сил переложить на стихи все 613 заповедей. Моя поэзия – бесконечная молитва, обращенная к Вседержителю: «Распахни мое сердце, дай уразуметь Тебя».

С помощью обращения к Разуму мы прорываемся за пределы видимой реальности. В мысленном видении строения мира, в космическом чувстве преодолевается подавленность, избавляешься от своей конкретности во времени и месте. Освободившись от чувства ограниченности, забываешь о бедах и поднимаешься над судьбой. И ничто мне тогда не мешает любить свою синьору в воображении. Ведь любовь – это состояние души, а вовсе не материальная данность.

«Человек должен приложить усилие, чтобы оторваться от материи – и только тогда, когда человек таким образом приблизится к Богу, Бог поможет ему дойти до конца пути и возьмет его к себе на вечную жизнь. Да святится Он и будет благословен! Амен».

Мы богоподобны в той мере, в какой наделены разумом и волей. «И сказал Бог: Создадим человека по нашему образу и нашему подобию…» (Берешит 1:26).

Вспоминаю по этому поводу наставления отца: брать пример с великих. Он не раз возвращался к рассказам о Хасдае ибн Шапруте, который самостоятельно день и ночь изучал медицину и стал личным врачом эмира Абд ар-Рахмана Третьего. И это при том, что мусульманин не должен вверять свое тело лекарю другой веры, потому как тот может получить контроль над его душой. Также и при королевском дворе предыдущих властителей издавали указы, запрещающие христианам прибегать к помощи врачей-иудеев, однако неисполнение этих указов начиналось с самого короля.

К разуму и воле удачливого Хасдая следует прибавить везение; – на его время пришлось правление просвещенного Абд ар-Рахмана Третьего, который в девятьсот двадцать девятом году присвоил себе высший титул Халифа и Повелителя правоверных. До этого времени титул был исключительным правом багдадского халифа. Мудрый правитель объединил мусульманскую Испанию, примирил различные группы населения. Взяв себе имя Аль Назир, что означает «гарант религии Бога», он объявил собственный независимый Кордовский халифат, Кордову сделал политической и культурной столицей, ею восхищались послы и путешественники из разных стран. Знаток литературы и философии, поэт и любитель наук, он посылал своих придворных в Сирию, Ирак, Египет, дабы те за любую цену покупали рукописи для его драгоценной библиотеки.

При полной терпимости к иноверцам наука, образование в дни правления Абд ар-Рахмана Третьего процветали. Много добра сделал этот халиф; подданные отвечали благочестием и достойным поведением.

Этот правитель первый ввел обычай являться визирям в его дворец и высказывать свое мнение по различным вопросам.

Удивительно, сколь много зависит от просвещенного монарха. На время его правления приходится не только расцвет страны, но также и то, что маврами овладела страсть к учению. И то же самое племя, которое в пылу фанатизма в восьмом веке уничтожило остатки Александрийской библиотеки, начинает собирать и переводить рукописи греческих и римских мудрецов.

От арабских властителей Абд ар-Рахман Третий отличался не только умом, но и внешностью: у него были синие глаза, светлая кожа и белокурые рыжеватые волосы. В нем текла также кровь басков; из басков были его мать и мать отца.

Я слышал о родстве басков с кавказскими народами, проживающими на территории царства Иберии, оно же Картли – Грузия, где евреи селились, так же, как и в Испании, в десятом веке до нового летоисчисления. Древняя Испания тоже называлась Иберией, об этом можно прочесть у античных и византийских историков. До нашествия мусульман баски были голубоглазыми и светловолосыми. Евреи также до нашествия мусульман были голубоглазыми и светловолосыми. Есть и некоторая общность языка, например, слово «аба» у нас означает «отец», у басков – «предок»^*.

Вот только недолгим был век царствования мудрого халифа и его сына Аль Хакама Второго, во время правления которых было переведено множество книг с древнегреческого и латинского языков на арабский, они же создали в Кордове библиотеку из четырехсот тысяч томов.

Уже следующий правитель провел ревизию уникальной библиотеки и велел уничтожить книги, которые ему показались слишком вольнодумными. Вскоре в Кордове установилась власть нескольких знатных семейств, между которыми не было согласия. Вот тогда-то, воспользовавшись распрями правителей, северо-африканские берберы осадили город, разрушили и разграбили дворцы, дома. Столица Андалусии перестала быть одним из процветающих городов Испании.

Сто лет прошло со времени правления Абд ар Рахмана Третьего, постигшего единство Творца, независимо от того или иного вероисповедания. Будучи открытым человеком, знатоком античной и еврейской мудрости, он привлекал к своему двору известных ученых Востока. Пригласил и Хасдая ибн Шапрута – его, еврея, называл своим братом в лоне Аллаха, и тот до самой смерти оставался приближенным советником халифа, министром финансов и министром иностранных дел. Хасдаю, личному врачу правителя, приписывается открытие утраченного секрета чудодейственного корня ал-фарук, который считается у арабов панацеей от всех хворей. Он же – талмудист, переводчик со знанием древнееврейского, арабского, латинского, греческого языков, будучи человеком иудейского вероисповедания, получил титул Наси – Князя, и стал главой над всеми евреями халифата. Благодаря усилиям Хасдая наша культура в Испании получила те же права, что и арабская. Он создал интеллектуальный центр, который мог соперничать со школами Востока; поэты, философы, талмудисты, ученые боролись за чистоту древнееврейского языка и нравственные установки нашего Закона.

К Наси за помощью обращались евреи и других стран. Щедрый меценат и мечтатель, он переписывался с правителем Хазарского каганата в надежде на восстановление единого Израиля.

Разум простирается в безбрежный космос, а тело хочет тепла, пищи, любви. При мысли о том, что это не только тело, но и душа просит любви, я заставляю себя вернуться к соображениям о том, что высшая цель предназначения человека – приобщиться к активному Интеллекту. Ум совершенного человека и этот Интеллект становятся одним и тем же и образуют вокруг Земли мыслящий пласт, который формируется историческим развитием человечества, его трудом, разумом. Эта, поднявшаяся над Землей мыслящая оболочка, своеобразная космическая сила, оказывает влияние на развитие сознания людей и на всё происходящее в мире. В основе настоящего представления – учение Плотина об эманации Единого (непознаваемой Первосущности) в Мировой Ум и Мировую Душу, с последующим возвращением их в Единое. Под Единым Плотин разумел идею блага, а я представляю Бога, что открылся евреям.

Душе человека присуще стремление соединиться с высшим сиянием мудрости. Сначала Единое Плотина выделяет из себя Мировой Ум, заключающий в себе мир идей, затем производит из себя Мировую Душу, которая дробится на отдельные души и творит чувственный мир. Достигнув определенной степени развития, существа чувственного мира начинают осознавать собственную неполноту и стремиться к приобщению, а затем и слиянию с Единым. Учение Плотина можно толковать следующим образом: человек стремится выйти в сферу Разума, над которой располагается Престол Славы – там тайна и основание, цель странствия души. «Кто приблизится к обители Твоей, когда вознес Ты над сферой Разума Престол Славы, под которым находится местопребывание для благочестивых душ». Здесь, если на то будет воля Бога, человек, «проникшись сладостью плода разума», восстанавливает свои силы; это Рай, где растет Древо познания, и где нет ничего общего с другими видами наслаждения. «В грядущем мире нет ни еды, ни питья, ни размножения, ни занятий, ни ревности, ни ненависти, ни соперничества; на головах праведных венцы, и они восседают, наслаждаясь присутствием Господа» (Берахот 17а).

Над Престолом Славы, она же единая универсальная Материя, порождающая всё многообразие вещей, находится Трон Могущества, над которым царит один Бог. К Нему, несмотря на Его непознаваемость, можно стремиться, другими словами – перенести свою жизнь в идеальное измерение. Именно так представляется мне устройство мира и отношение человека с Создателем. На ум приходит Логос Филона Александрийского, под которым он разумел мудрость, что вдохновляет пророка и мудреца, то есть посредника между Богом и человеком.

Филон полагал, что подобную роль посредника когда-то выполнял первосвященник в Храме. Для стоиков Логос – огненная душа космоса, состоящая из тонкой материи и обладающая формосозидающей способностью.

А чувства? Куда деваются чувства, тоска, боль, надежда в этом безбрежном космосе? И неизбывное желание близости с моей синьорой, когда два человека станут как один. И моё отчаянье, сознание обреченности…

Так доколь уповать? Доколь

Полыхать вам, гнева огни?

Кому излиться, кому

рассказать, как несносны дни!

К кому припаду: утешь!

Руку помощи протяни.

Пер. М. Генделева

Как часто мечта обращается в невыносимую реальность, утрату надежды. Я уже в двадцать лет писал об этом:

Издох я? В пустыне? Каб!

Мой дом – яма, в нем хорони

Того, кто юн, нищ, одинок,

Без друга, да и без родни!

Пожалуй, что Разум один –

Кому прихожусь я сродни…

Пер. М. Генделева

С одной стороны, в нижнем мире происходит всё то, что уже предрешено в мире верхнем, с другой – судьба верхнего мира определяется самостоятельностью и мужеством нижнего мира; то есть неустрашимостью человека, его готовностью жить, не ведая своего будущего. Устремленность, верность себе помогают идти к концу дней моих.

Ведь Душа поклялась: не утихнуть – доколь

Суть ЕГО непостижима уму человека!

Пер. М. Генделева

Я ли хозяин своей судьбы? Моя жизнь – непрерывный поиск и усилие вернуться к исходному единству с Богом. Тоска по запредельному знанию спасает меня от сиротства души. «Познание – восхождение ступень за ступенью к началу всего. Плод этих усилий – избавление от смерти и соединение с Источником Жизни. Мысли о необходимости осуществления в чувственном эмпирическом мире целей, имеющих основу в мире сверхчувственном, умопостигаемом, спасают от неопределенности, хаоса и страданий этого мира».

Если какие-либо бытовые дела отвлекают от раздумий, я утрачиваю ощущение независимости. Любой творческий процесс обусловлен волевым началом и предполагает восхождение. Смятение души выражается в зависимости от страстей. Провидение меня не испытывало ни желанием богатства, ни приязнью женщин.

Вечером голова утрачивает ясность, мысли путаются. Тут уж ничего не остается, как выйти на улицу и бродить в привычном одиночестве. Хоть бы издали увидеть ту, мысли о которой не оставляют меня. Удивительно, как в нас сочетаются метафизическая причастность Абсолюту и желание земных радостей. В молитве – в восхождении души к сверхразумному экстазу – я стараюсь прийти к полному единению с Творцом, однако мне при этом не удается забыть себя. Не может человек отринуть своё беспокойство, тоску, и превратиться в часть универсального Духа.

Только однажды нечто подобное случилось со мной: мне приснилась музыка. Я сидел за столом, положив голову на сложенные руки, должно быть, задремал, потому как услышал тихие, едва различимые звуки. Музыка становилась громче, плотней, она заполняла комнату и всё больше овладевала мной. Я утратил ощущение себя; обо всем забыл, и стало удивительно хорошо. Однако откуда эта райская музыка? И чем больше музыка захватывала меня, тем настойчивей я сопротивлялся ей, желая узнать её происхождение. Воля взяла верх над естественным порывом отдаться удивительным звукам; после нескольких попыток освободиться из восхитительного плена я наконец сделал сверх-усилие и проснулся – в комнате оказалась тишина, пугающая своей пустотой. Тут же пожалел, что очнулся, снова стараясь вернуть утраченную музыку, закрыл глаза и, как прежде, положил голову на сложенные на столе руки, но, увы…Ничего, кроме тишины, не услышал.

Что это было? Никогда ничего подобного со мной не случалось. Может, то ангел смерти увлекал меня в прекрасное небытие, а может, то было преддверие блаженства, которое наступит с приходом Машиаха? Приход Машиаха – это не только надежда на вмешательство извне, но и собственное духовное продвижение. При этом, согласно философии секты терапевтов, учение которой разделял Филон Александрийский, высшее познание возможно не только путем усилия человеческого ума, но также является результатом разрыва тех земных цепей, которые ограничивают и связывают наш дух.

Продолжение следует