Журнальный мир

Золотаюшка

Та квартира была такая огромная,
Мы там с братьями играли и прыгали,
А в углу, в самой маленькой комнате –
Этажерка с интересными книгами.
Ходит бабушка, и я при ней, пятилетняя,
не бывает, – говорю, – Горгоны летающей, –
А она глядит на меня с удивлением:
да моя-то ты, – говорит, – золотаюшка!

У неё всегда пригорали оладушки,
Белоснежные простыни у неё пахли прорубью,
И она всегда звала ребятишек «чадушки»,
И, конечно же, она была очень добрая.
Ходит бабушка, и я при ней, повзрослевшая.
Пригорело- то, – говорю, – только с краешка,
А оладушки самые лучшие – подгоревшие.
Да моя- то ты, – говорит, – золотаюшка!

У неё на даче пионы цвели и ландыши,
И она всегда читала стихи Никитина,
И всегда, всегда пригорали её оладушки,
И всегда они становились большими событием.
Подгоревшие оладушки, ясно, мелочи,
Но в людей когда-нибудь поверю, в летающих,
И скажу когда-нибудь маленькой девочке:
да моя-то ты, – скажу, – золотаюшка!

О мышь

Живешь спокойно среди зимы,
Глядишь на звезду вдали,
И вот приходит к тебе о мышь
И требует ей налить.

И ты наливаешь, но сам не пьешь,
Потом говоришь ей «кыш»,
И ты посылаешь к звезде её :
лети, – говоришь, – о мышь.

О мышь надевает цветастый плащ
И произносит: шит!
Такие вот, – говорит, – дела,
Поёт и к звезде летит.

А ты сидишь и по ней грустишь,
И хочешь её вернуть.
Ты плачешь и просишь: вернись, о мышь,
Проделай обратный путь!

Она возвращается, как в кино
И говорит: – ай- яй- яй!
Стихи, – говорит, – у тебя оно,
И сам ты, – о мышь говорит, – оно.
А ты говоришь: наливай.

Из вариантов

Из вариантов устройства мира, работы, дома,
из вариантов какую напялить кожу
ты выбираешь самый себе удобный –
чтобы как можно дольше побыть хорошим.

Значимость статуса, свежесть ночной рубашки –
всё исчезает с новым восходом солнца,
так что закрой глаза и паси барашков;
волка не будет – волка задрали овцы.

Завтра наступит, сделает по-другому;
кто-то умрёт, где-то родится тройня.
Из вариантов устройства мира, работы, дома
выбери тот, в котором тебе спокойно.

Пока живой

Ты пугаешься темноты и бежишь не пойми куда.
Под твоей кроватью медузы, монстры и домовой,
И хватают за ноги мёртвые господа –
Убегай от них и спасайся, пока живой.

По углам за шторами – чёрт и всесильный бог -
Эти двое, точно, маршем идут извне,
И тебя мутит и крутит в бараний рог,
И тебе непонятно, кто же из них страшней.

Помолись, наконец, и станет тебе легко.
Проглоти ты своё снотворное и усни.
Но тебе по физике снова поставят кол
Притворившиеся зайчиками они.

Все уроды и чудища снова приходят к тебе из сна.
Покажи мне никогда не пугавшихся ничего.
Посмотри на полоску света – она хорошо видна.
И живи спокойно. И бойся, пока живой.

Баба Шура

А баба Шура – такая дура –
Двенадцать кошек у бабы Шуры.
И возмущается баба Надя:
Двенадцать кошек, и ходят, гадят.

А баба Шура в прекрасной форме –
И брови красит, и кошек кормит,
И не такая ещё старуха:
Тебе воняет? А ты не нюхай!

А баба Надя про всех всё знает,
Секретов нету у бабы Нади:
А Шурка – смолоду потаскушка!
И я могла бы! И я не хуже!

Уж как она этих кошек любит!
Не видит, что голодают люди –
Людей не любит, зверьё дороже –
Совсем свихнулась – двенадцать кошек!

Но баба Надя людей не кормит –
Переживает в пассивной форме.
И сообщает с оттенком грусти:
Ну Шурка злая – не тронь – укусит!

Но не кусается баба Шура.
Ну, матерится – она же дура…
Да хоть и дура, но в шоколаде:
Двенадцать кошек. И всех их гладит

Терминатор

А внуку Женьке оно не особо надо –
Сменил машину, лазает под капотом.
И пашет дед на даче как Терминатор,
Поскольку это только его работа.

Не устаёт? Устаёт, иногда. Отчасти.
Излишки? Да что излишки – раздаст знакомым.
Он очень сдержан, но он несказанно счастлив,
Когда к нему приезжает его Джон Коннор.

Соседский пёс опять на кого-то гавкал.
Оплату за свет подняли ещё в июле.
И обсудил бы с бабкой, да только бабку
В БСМП забрали и не вернули.

А в сентябре на даче поспели груши,
Ранеток прорва – это почти что бездна.
Он знает, что в мире каждый кому-то нужен.
I’ll be back. Он старый. Но он полезный.

* * *
Прекрасно помню: бабушка Наталья
Читала книги, много разных книг,
Слова произносила идеально
И идеально расставляла их.

А папа, не стесняясь посторонних,
При разговоре мог войти в азарт
И мог сказать «ну, мы вам перезвоним»,
И много мог ещё чего сказать.

А цифры – в голове и в телефоне,
И я читала много разных книг.
Но папа мне давно уже не звонит.
И бабушка Наталья не звонит.

Ми-8

А в природе и нет накаких голубых вертолётов –
Есть Ми-2 и Ми-8, и Ка-26.
Голубой вертолёт был придуман для ровного счёта –
Чтобы дети считали, что в мире волшебники есть.

Голубой вертолёт – это вымысел детских поэтов –
У поэтов, известно, всегда нелады с головой.
Папа мой прилетал в вертолёте защитного цвета –
Привозил осетрину, икру и людей с буровой.

И вода в Енисее всё та же, и небо над кронами сосен,
И деревни всё те же, и те же стоят города,
Но другой бортмеханик летает теперь на Ми-8
Только звук отличу от других и услышу всегда.

А волшебники есть. Снова лопасти крутят пространство,
Даже если на том берегу и почти что затих,
Даже если оранжевый, авиалесоохранский –
Это папа в Ми-8 по синему небу летит.

Самолётики в красных штанах

Был июль, я ещё и не знала, что значит «июль»…
Мы смотрели на самолётики в красных штанах –
Мне какой-то из них, покачнувшись, огнями мигнул,
И взлетел, и была я ошеломлена.

Пал Савелич, в соломенной шляпе и в светлой рубахе из льна,
Был мой дед, и диспетчер в аэропорту,
И была я до ужаса удивлена,
Что «здорово» кричали ему мужики за версту.

Мы прошли по Гастелло, потом по Ромашкина шли.
Я спросила у деда – докуда растут тополя,
И спросила – я тоже расту из земли? -
Дед ответил, что много чего нарожала земля.

Дед ответил, что есть еще небо, в котором он раньше летал,
Что корову по небу в другую деревню возил,
Чтоб отстала уже я за ради святого Христа –
Чтоб по небу летать – нужен чистый, особый бензин.

Он привел меня к Лаптевой Тане, и был у них собственный двор,
Сам же с таниным папой за шахматы сел выпивать,
Наказав не ходить за вон тот вон зелёный забор,
Рассказал про траву на дворе, на которой не рубят дрова.

Мы, играя, залезли и в бочки, и в водопровод.
Мокрым было и платье моё, и на нём алфавит.
Мне потом обещали – навеки посадят в комод,
Деда просто ругали – поставили деду на вид.

…А сейчас подмигнула в окошко льняная луна,
И вот хочешь летать… а впрягайся, и так вывози…
…Мы смотрели на самолётики в красных штанах…
…Чтоб по небу летать – нужен чистый, особый бензин.