Стихи
Стихи
ЛИШЬ ИМЯ ТВОЁ В ЧЁРНОЙ РАМКЕ
Лишь имя твоё в чёрной рамке,
Как чёрный квадрат…
А солнце встаёт спозаранку
И входит, как сват.
И ветру в помине нет дела
До чёрной дыры…
С тобой я жила, как хотела!
Теперь вне игры.
Вне слов твоих, вне очертаний
Загаданных лет,
Вне встреч и вне пылких признаний!
Счастливый билет
Вновь призрачно нам помаячил
В руках у судьбы.
За этот миг счастья назначил
Возить мне – гробы…
КОЛДУНЬЯ-ОСЕНЬ
Когда в дни редкого затишья
Замолк разбойный ветра свист,
С колоды падают картишки:
Кленовый пик, червовый лист…
Гадает вечная колдунья:
Судьбу, что знает наперёд,
Осветит правдой полнолунья,
И с правдой истинной умрёт.
Сгущая небосвода сень,
В момент досуга-ассорти
Картинки складывает осень
Из разноцветных конфетти.
ПЕРСТЕНЬ С ЧЁРНЫМ ГРАНАТОМ
…Чтоб жалась могила к могиле,
И вновь мы сливались во мгле!
Л. Колганов
Ты перстень с чёрным гранатом
надел мне на палец зимой,
когда мороз призрачным сватом
на нас сыпал снежной крупой,
и ветер стелил рушниками
позёмку под «Свадебный марш»
у замка, стоящей веками
горы, словно ворот апаш.
Нам скатертью стлались дороги,
а снились ухабы и рвы,
стихи обрывались на слоге,
горели дворцы синевы,
Морана* бренчала метелью
по струнам остывшей земли –
готовую стать колыбелью,
чтоб вместе в неё мы легли,
и жалась могила к могиле
в кромешной безвылазной тьме.
Противилась я этой силе
и вечной могильной тюрьме.
Взрывались стихи, как метели,
несли нас в трагический май,
где в буйстве черёмух и трелей
замолкли на слове: «Прощай…»,
взорвавшись, как бешеный атом,
затихли, как омут реки…
Но перстень твой с чёрным гранатом
с тех пор не снимаю с руки.
* Moрaнa (чеш.) – мифологический персонаж, связанный с сезонными обрядами умирания и воскрешения природы
МОЙ ГОРОД
Мой город родной, неказистый,
С потёртостью маленьких крыш.
В реке под горою волнистой
Ласкается томный камыш.
Плывут между улочек скромных
Неспешно уютные дни,
И в двориках старых укромных
Мерцающей жизни огни…
Мне любы твои ароматы,
Капели из вишенных вен,
И остров, небрежно косматый,
Вблизи кармелитовых стен,
Надтреснувший звук колокольни,
Израненной горестью лет,
И крик петуха протокольный,
Вещающий новый рассвет!
НА БЕЛОМ ЛИСТЕ
На белом листе оставляет перо
Слова, как следы на снегу.
Кровь жилой на дне сердца бьёт болеро:
Я что-то ещё могу.
Сквозь чащу домов пробираясь к лучу,
Как в праздник заутрени звон,
Беззвучно, во весь голос криком кричу:
«Я – здесь, я живая!!! Где он?»
Где ты, мой незримый неведомый муж?
Мне мужества горсть наскреби.
Взялась я за гуж, не скажу, что не дюж,
Но всё ж, имярек, подсоби.
Врезаюсь зрачками окрест в пелену,
Ища совпаденье следам…
В бессонную ночь посмотри на Луну,
Мы встретимся взглядами там.
ЕЛАБУГА, 31 АВГУСТА
– Бог, не суди! — Ты не был
Женщиной на земле!
М.Цветаева
Краснощёкие нектарины
подавали сегодня к столу…
День последний усопшей Марины
загорался в музейном углу,
в заточении за занавеской
поднимался в предутренней мгле,
на стене угасающей фреской
под гвоздём в сердобольной петле.
Может, фартук тому был причиной,
и пустой его вечно карман,
что записку друзьям и ключи на
скатерть брошены, как в океан?
Может, не было сил больше верить?
Только нет в этом Божьей вины –
кто не знал скотской жизни потери,
не был женщиной этой страны.
Здесь в музее сверкают витрины,
отражая оставленный след
в этом доме душою Марины,
но в котором её больше нет.
НЕОКОНЧЕННЫЙ СПОР
И снег пылал, дома пылали,
пылало небо на крюке –
то фонари на спор играли
с тьмой: кто кого в ночном рывке!
Зло тени ёрзали от веток.
И рваной стала белизна.
Отодвигалась тьма, как предок,
на край притихшего села.
Вновь подползая, окружала,
петлёй затягивала свет.
И заигравшись, не признала,
что на подмогу шёл рассвет –
дугой накала извивался
на горизонта полосе…
…И было это лишь началом
конца тьмы блекнущей красе.